Фургончик с мороженым доставляет мечту - стр. 13

– Огонь не может мне навредить. Я ведь бессмертна.

На кухне снова воцарилась тишина, но теперь она не была столь трепетной: воздух загустел в благоухании горькой мяты и полыни. Даниэль вернулся на свое место и опустился на стул, приняв позу мыслителя. Вот о чем говорил тот сумасшедший, Тодор. Вот почему велел остерегаться Сольвейг.

– Так это правда…

– Я не стала бы лгать после проявленного вами благородства.

Даниэлю не раз приходилось встречаться со смертью, но никогда прежде она не оставляла выбора. Мольбы, причитания, любовь – ничто не трогало ее. Мрачный жнец был глух и нем, исполняя свой долг. Но мечты… Разве не они согревали солдат в холодных окопах перед лицом неизбежного? Отказаться от них означало погибнуть раньше положенного срока – погибнуть внутри. Даниэль покачал головой:

– Простите, что не поверил вам сразу.

– Я понимаю, в это трудно поверить.

– Поверить можно во что угодно, сударыня.

– А во что верите вы?

Даниэль улыбнулся:

– Лишь в то, что видел собственными глазами. А я видел немало.

Сольвейг принялась разливать чай. Прозрачный и золотистый, он источал аромат Тосканы – разбухшие от спелости апельсины и корица.

– На что похожи заветные мечты? – внезапно спросил Даниэль.

Рука Сольвейг дрогнула, и на столе тут же образовалась лужица.

– Позвольте мне, – он забрал чайник. – Если вы не хотите отвечать, я пойму.

– Никто прежде не спрашивал меня об этом, – она обхватила чашку пальцами. – Для каждого мечта – это что-то свое. Некий предмет, имеющий особое значение.

Даниэль помнил их: платок с вышитыми инициалами, пожелтевшее фото в нагрудном кармане, горстка родной земли в узелке, зачитанное до дыр письмо… Но вслух сказал иное:

– Вроде тех, что лежат на полках в соседней комнате?

– Нет, это всего лишь детские дары. Я никогда не отняла бы мечту у ребенка.

– В них есть особая магия, не так ли? В детс-ких мечтах.

– Верно, – согласилась Сольвейг. – Могу я предложить вам мороженое к чаю?

– Необычное сочетание. Но я не посмею отказаться.

Утренняя партия еще не подошла как должно, но Сольвейг решила рискнуть. Мороженое, пролежавшее в холодильном ларе по меньшей мере восемь часов, было мягким и кремовым, точно нежнейший шелк. Она присыпала пломбир толченым орехом и полила мятным сиропом.

– Это еще прекраснее, чем то, что я пробовал вчера! – Даниэль облизал губы. – Кажется, вы и вправду ведьма.

Сольвейг рассмеялась.

– Я рада, что вас это не пугает.

– Вы снова исполнили мое желание, – он мечтательно закрыл глаза. – На вкус – будто облако.

Наслаждаясь мороженым, Даниэль украдкой поглядывал на Сольвейг. Непослушные кудри цвета чая с ромашкой свободно падали на плечи и стекали вниз, по спине, глаза, в которых застыло море, и хрупкая, но все же вечная юность. Ничто в ее облике не сулило зла, хоть от Сольвейг и веяло холодом. Воображение тут же нарисовало картинку: глыба льда, скрытая в темных водах, а он – «Титаник», плывущий навстречу.