Фронтовые разведчики. «Я ходил за линию фронта» - стр. 60

В это же время группа наших разведчиков по указанию штаба партизанского движения проводила пять литовцев до кайшядориских лесов возле Каунаса. Чуть ли не 200 километров в одну сторону шли. Причем перед этим их переобули в кеды, чтобы бесшумно могли пройти. Ребят за это наградили.

– Разведвзвод делился на отделения?

– Да. Три отделения. Иногда ходили отделениями, но чаще группу набирали из разных отделений. Фактически было ядро из десяти-двенадцати человек, у которых было больше привилегий. Они на задание сходят, потом два дня сидят, пьют, отдыхают. А ты каждый день на нейтралку ходишь, на них работаешь. Но обижаться не приходилось, потому что действительно ребята очень боевые, контактные, коммуникабельные.

– Сколько было во взводе человек, которые могли вести группу?

– Максимум человек шесть. Федотов, тот, конечно, выделялся и к тому же был особый, доверительный человек у лейтенанта. Но были другие, которые не хуже его ходили, брали. Когда Вася Героя получил, его стали пестовать, то он вообще задрал нос кверху. Даже с командиром полка как-то подрался…

– Как себя вели немцы, когда вы их захватывали?

– По-разному. Приходилось брать и таких, которые не хотели говорить: «Я дал присягу и не буду ничего говорить». Особенно стойкими были офицеры. Приходилось уговаривать, объяснять, что если показаний не будет, то его расстреляют. Объясняли, что для него никакой разницы нет, даст он показания или нет – однополчане все равно не узнают. Уговорами ломали – жить-то все хотят. Конечно, если сразу начать бить, то много не добьешься. Хотя Барабаш бил их… Почему-то у него была лютая ненависть к немцам.

– Ваше личное отношение к немцам?

– Плохое отношение. Мы шли по Тульской, Орловской областям. Там на столбах висели трупы. Видели целиком сожженные деревни. В Белоруссии в землянку зайдешь, там куча детей и дед с бабкой сидят или какая-нибудь молодая женщина. Ни есть, ни пить у них ничего нет. Едят по одной картошке в день… Мы им как могли помогали. Нас дети за ноги хватали, целовали наши ноги за то, что мы им принесли буханку хлеба. Какое может быть к немцам отношение?

– Личный свой счет вели?

– Мы же не пехота. Мы могли посчитать только «языков». Я уже говорил, что за войну разведвзвод взял 27 немцев.

– Рассчитывали дожить до Победы?

– Рассчитывали. Шли разговоры о том, что будем делать, когда довоюем. Каждый думал, кем он будет. Дивизию расформировали в Литве, и очень много русских осталось. Что им в деревню ехать? Допустим, если бы Васька Федотов остался, он был бы директором какого-нибудь предприятия на 100 %. Первый секретарь ЦК Снечкус всех заслуженных бойцов уважал, не считаясь с национальностью. Раз в дивизии отвоевал – значит, литовец. А так финиш у него печальный. Вася вернулся в свою Сызрань. Там окончил какую-то партийную школу. Назначили его секретарем райкома, не первым. Поехал на колхозном «газике» с родителями то ли на свадьбу, то ли на день рождения. Там выпил. Перевернул машину. Сам выполз, а мать с отцом погибли. Его, конечно, сразу освободили от должности, но не судили…