Французский роман - стр. 36

Я подождала несколько минут. Запроса от Лорет не было. Возможно, она была занята.

Я оторвалась от планшета и выглянула в окно. На улице стемнело, но тот самый фонарь на стене моего дома горел ярким и одновременно чарующе-мягким светом. Вечер в одиночестве. Я подумала о том, что сейчас делают Жак и Лорет, чем заняты мама и Мишель в моё отсутствие. Обычно дома после ужина мы собирались в гостиной и болтали обо всё подряд. Я вспомнила, как мама нежно и едва уловимо заигрывала с Мишелем, а я перенимала это искусство и изо всех сил старалась быть похожей на неё, чтобы поймать на себе его влюблённый взгляд. Три кресла. Мы с мамой по краям, и Мишель посередине. Я никогда не чувствовала, что я мешаю, я никогда не была третьей лишней. Я задала себе вопрос, а что ощущал Мишель, когда мы с мамой – оригинал его настоящей любви и её юное отражение – осыпали его словами ласки и тоски, желания быть с ним ближе. Каждая из нас слышала голос другой, но я признавала права оригинала, а мне было позволено наслаждаться своей скромной ролью дарящей. Я могла вдруг подскочить и забраться в кресло Мишеля, почти «сесть ему на голову», что до определённого возраста воспринималось как невинная шалость, которая была доступна только мне. После двенадцати – не часов, как в «Золушке», а лет – уже я сама не могла решиться на это. С каждым годом я закрывалась всё больше, понимая, что в моих глазах было слишком много моей души, которая горела слишком сильным пламенем. Я не смогла бы запрыгнуть на Мишеля и сделать вид, что просто смеюсь. Я точно знала, что у меня задрожат руки, что я едва ли не потеряю сознание от его близости. И что он всё поймёт. Как понял это в тот дождь на террасе.

Мне стало не хватать воздуха. Быть может, собирался дождь и становилось душно. Это было неважно. Мне нужно было выйти из квартиры. Только на улице я чувствовала, что я в Париже, который был так ко мне благосклонен, словно мой новый Бог. Джинсы или платье? Мне некого было покорять, но что-то подсказывало, что сегодня я хочу быть женщиной настолько, насколько смогу. Подол платья, обвивающий ноги, – это, наверное, самое волнующее ощущение в мире. Это словно акт любви к самой себе, когда тебе никто не нужен, чтобы почувствовать себя обаятельной, манящей и свободной.

Я заперла дверь и спустилась на первый этаж. Послышался приближающийся шум улицы. Кто-то проехал на велосипеде, позвякивающем на плитке, как мой чемодан. Передо мной была Лиль. Мне казалось, что улица Бон была воплощением мужчины, а Лиль – конечно же, женщины. И в этом их пересечении было что-то откровенное, неразгаданное мной и просто надуманное моей фантазией. Я улыбнулась и свернула в сторону Сены. Как приятно, что у меня уже был знакомый маршрут.