Фрактальный принц - стр. 9
Миели обхватывает руками тёплый шероховатый коралл сосуда. Песенка, вызвавшая его появление, пришла к ней внезапно: всего несколько нот, выучить которые мог бы любой ребёнок. Миели продолжает её напевать, делая первый глоток. Приторный вкус лакрицы и горечь. Она забыла, каким скверным может быть этот напиток. Но вместе с ним приходит воспоминание: утро в кото[7], ставни открыты, и внутрь заглянуло Маленькое Солнце, мгновенно превратив тысячи шрамов и трещин ледяного неба в яркие штрихи; бабушка вкладывает ей в руки кружку и целует своими морщинистыми губами, её сухой сладкий запах смешивается с запахом чая; водооткачивающие деревья раскрываются, маленькие ананси[8] ловят утреннее тепло в свою алмазную паутину…
Но даже это воспоминание больше не принадлежит ей. Теперь им владеет её госпожа, Пеллегрини.
Это ничем не отличается от всего остального, что она уже отдала. Свою плоть, трансформированную в контейнер для синтеза и смерти. Свой разум, усовершенствованный метамозгом, который побеждает страх, вычисляет намерения противников до того, как они что-то задумают, превращает окружающий мир в сетку векторов, сил и вероятностей. И всё это ради Сюдян[9]. Так почему же последнее, от чего она отказалась, – от своей уникальности, предоставив богине право копировать её и создавать гоголов, считающих себя Миели, дочерью Карху[10], – кажется ей таким драгоценным?
Возможно, потому, что она сделала это не ради Сюдян, а ради вора.
Миели отметает гнев, всегда возникающий при мысли о его лице, ставшем таким знакомым за последние несколько месяцев: яркие глаза под тяжёлыми веками, лёгкая усмешка, высокие брови, словно прорисованные тонким карандашом. Какое-то мгновение она почти тоскует по биотической связи, которой повелительница соединяла их, чтобы дать Миели возможность чувствовать всё, что ощущает вор. Благодаря этой связи ей легче было его понимать.
На Марсе он заставил её петь. Как и всё остальное, это было уловкой, но посредством биотической связи она чувствовала, как он радуется её пению. Миели уже стала забывать, как это бывает.
И ещё вопрос чести. Она не могла оставить его умирать в очередной тюрьме, когда Пеллегрини решила бросить его, словно сломанный инструмент. Как она могла поступить иначе? Миели дотрагивается до драгоценной цепочки, обвивающей ногу. Прекрасные камни, нанизанные один за другим, – безоговорочный выбор.
Она выпускает из рук цепочку и продолжает неторопливо молиться. Отблески свечей пляшут на лицах статуй, и они становятся похожими на Сюдян. Широкий рот, высокие скулы, надменная улыбка.