Размер шрифта
-
+

Фотография на память - стр. 6

«Телефон спасения», прочитал Вадим. Дальше было: «Грибоедова, 13». И все. Размазня текста и полная нечитаемость в остальном.

Телефон спасения и адрес? А где сам телефон? Ну, циферки, код оператора… Альку, наверное, это и позабавило. Можно подумать, что имеется в виду сам аппарат. Извините, телефон спасения несъемный, приезжайте и звоните…

Он через силу улыбнулся, вот такие шуточки у меня, Алька. Взгляд его соскочил на правый нижний угол фото, где проступали красные цифры даты. Двадцать пятое сентября.

Вадим мотнул головой.

Двадцать пятое. А сегодня? Он потянулся за телефоном, но вспомнил, что тот не рабочий. Аккумулятор-то, блин…

Нет, но Алька, ее же раньше, она же четырнадцатого…

Холодок щекотнул затылок. Не веря, он перебрал снимки, рассматривая даты. Двадцать пятое, везде двадцать пятое. На всех пяти.

Как такое может быть? Бред. Бессмыслица.

Вадим пощупал свой лоб. Горячий. Не съел ли он галлюциногенный батончик? Или же Алька переставила дату на фотокамере? Но зачем?

Он вскочил с кровати. «Никон», недешевая «зеркалка», нашелся в прихожей. Руки, черт, почему-то дрожали. Он включил аппарат. Мигнул значок батареи, но долгую секунду спустя жидкокристаллический экранчик все же высветил пол и его обутые в ботинки ноги.

Дата стояла – двадцатое.

– Двадцатое, – прошептал Вадим. – Конечно, сейчас двадцатое.

Он вздрогнул от звука своего голоса. Я сплю, подумалось ему. Я сплю. Или фотографии уже исчезли. Или не было их. Совсем. Не может же быть…

Он чуть не разбил камеру, бегом возвращаясь в комнату. Его трясло, стены качались. В глазах прыгали мушки.

Снимки были на месте.

Двадцать пятое. На первом, втором, третьем.

Вадим сел.

Так, наверное, и сходят с ума. Представь, Алька, усмехнулся он. С твоей гибелью реальность дала трещину. Трещина прошла прямо по мозгу. Сначала незаметно, а потом все явственней образовалось расхождение в пять дней.

Почему так? Почему я еще осознаю эту трещину?

Он смотрел в одну точку, пока глаза не закрылись сами собой, и темный, без сновидений, сон не опрокинул его навзничь.

Несколько снимков из давней стопки зашелестели вниз.


Утро двадцать первого сентября встретило его меланхоличной капелью.

С ним уже случалось за эту жуткую, черную неделю, что он просыпался с полным ощущением, что Алька жива. Жива – и все.

Не было ни освидетельствования, ни похорон. Был перебор спиртного и муторное ночное трепыхание между сном и бодрствованием. А там чего только не привидится…

Нет, жива. Жива!

– Дождик, Алька, слышишь? – сказал Вадим.

И ощущение ушло.

Оно всегда уходило – с хрустом фотографий под телом, тяжестью неснятой обуви, запахом несвежей рубашки.

Страница 6