Фотография на память - стр. 14
Все не так, все не то, какой-то не тот Скобарский зачем-то продает свою квартиру. Знает он тебя? Да если бы и знал…
Он же только о квартире и говорит.
И зачем снимки тогда? Это подсказки? Или действительно параллельная реальность? Может, Алька, ты хочешь, чтоб я эту квартиру у Скобарского купил?
Глупо.
– Осторожнее, Олежек, осторожно, – услышал он за спиной.
И обернулся.
В кухню нетвердыми шажками вступил босоногий мальчик лет четырех-пяти, в маечке и трусиках, большеголовый, белобрысый, с пальчиком, забытым во рту.
Скобарский нависал над ним беспокойным родителем или, скорее, дедом, чтобы в любой момент поддержать, упредить, не дать упасть.
Глаза у мальчика были чуть темнее занавесок.
– Вот, Олежек, этот дядя даст нам денежек.
Скобарский посмотрел на Вадима. Подыграйте, пожалуйста – было в его глазах.
– Драсти, – Олежек, подойдя, протянул ладошку.
Вадим заметил на сгибе локотка блямбу пластыря и желтую гематому чуть выше.
– Здравствуй.
Ладошка оказалась влажной. Изучая Вадима, Олежек чуть наклонил голову.
– Вы, правда, дадите нам денежку?
– Ну… мне надо подумать, – хрипло сказал Вадим.
Олежек, будто взрослый, кивнул.
– Вы только бырее думайте, хорошо?
Вадим не успел ответить – мальчик словно запнулся стоя, его повело, губы посинели, он упал бы, не подхвати его Скобарский.
– Опять, опять, да? – простонал он в запрокинувшееся лицо ребенка. – Ты дыши, дыши, Олежка, сейчас боль уйдет. Просто дыши…
Бормоча что-то успокаивающее, Скобарский понес мальчика в коридор, легко стукнула дверь, видимо, во вторую, не осмотренную комнату.
Вадиму вдруг показалось, что какая-то неведомая сила перекорежила его, стиснула, вывела левое плечо выше правого, хрустнула шейными позвонками, выгнула, да и оставила так. И только через несколько секунд после он смог, отмерев, вернуть все обратно.
Вздрогнул. Ударился локтем.
Он не думал, что его так прохватит чужой болью. Даже смерть Альки как-то отступила, потускнела в душе.
Только легче не стало.
Скобарский вошел на кухню тихий и печальный. Постоял, не узнавая, кто и зачем здесь Вадим, потом, кажется, вспомнил.
– Он спит, – сказал, – спит. Обошлось.
Губы у него тряслись.
У плиты он приложил ладони к жестяному боку вскипевшего чайника и с удивлением отнял их.
– Не чувствую, – пожаловался Вадиму. – Представляете?
Затем Скобарский долго шебуршился в подвесном шкафчике, чем-то там звеня, постукивая, пересыпая. Одна за другой на столе появились вазочки с мелким печеньем, с окаменевшим сгущенным молоком, с каким-то даже драже.
Появился и чайный пакетик.
Скобарский утопил его в чашке с обколотыми краями, залил кипятком. Снова сел напротив, мешая ложкой темнеющую воду.