Фосс - стр. 43
– Глупыш Вилли! – ласково засмеялась разомлевшая Лора.
Вилли тоже рассмеялся.
Ему хотелось обмениваться с Лорой затейливыми шутками, разделять ее непростые увлечения. Однажды он нарисовал ее портрет – не потому, что был влюблен, об этом юноша не думал, просто потому, что образ девушки заполонил его мысли безмерной силой и задумчивой грустью. Рисунок вышел неудачный – он не смог ничего передать, и Вилли быстро порвал его в клочья.
– Нет! – громко прозвучал его собственный голос, возвращая к пикнику. – Вовсе не обязательно. Просто все этого ждут – все эти дети. Давай что-нибудь сделаем!
Лора предпочла остаться в стороне.
Миссис Боннер жалела, что Вилли Прингл не родился несколькими годами ранее – возможно, это многое бы упростило, ведь совместное времяпрепровождение способствует сближению, а Вилли был старшим сыном и обладал хорошими перспективами, пусть и не отличался физической привлекательностью. Однако миссис Прингл вовсе не разделяла иллюзий миссис Боннер. Будучи более чем богатой, она, разумеется, стремилась подыскать своему сыну невесту с деньгами. Кроме того, она придерживалась личного мнения – надо сказать, очень личного, что Лора Тревельян – девица ушлая.
Какой-то молодой человек, костлявый и с бугристой кожей, принялся вещать о проблемах гельминтоза в стаде его мериносовых овец в Кэмдене. Старшие джентльмены следили за рассказом с явным облегчением на лицах. Все были рады отвлечься от тягостных откровений одержимого немца, который продолжал стоять в их кругу, удрученно грызя ногти.
«Еще немного, и я вытолкал бы его отсюда взашей», – сказал себе мистер Боннер, в конечном итоге встав на сторону овец.
– Мы обязаны сделать хоть что-нибудь! – настаивал Вилли Прингл. – Если не бег, то что? Ну же, Лора, помогай! Придумай игру или занятие. Пусть дети соберут плавника, сложим его в кучу и устроим костер.
– Тебе и правда так неймется? – спросила Лора Тревельян.
Она попала в точку, хотя сам он этого пока не осознавал.
– Они же бесцельно тратят время!
Юноша попытался добавить что-нибудь или рассмеяться, но умолк.
Еще в раннем детстве у Вилли Прингла появилось подозрение: от него зависит многое, хотя он так и не выяснил, что именно. До сих пор его усилия ограничивались отчаянными попытками подражать поведению старших и выявлять в нем отличительные черты своего класса – таким образом он надеялся познать самого себя. Однако истины ему не открывались. Поэтому он смотрел на щемящую красоту и простоту обычного стола или кухонного стула и понимал, что в некоем самом важном смысле сущность этих предметов будет по-прежнему от него ускользать, если только он не найдет выхода из тюрьмы собственного разума. Иногда он бился как эпилептик духа, пытаясь вырваться на волю. В результате ладони у него становились влажными, руки и ноги – ватными, усугубляя тем самым его природную нескладность. Над ним много смеялись. Люди пока не поняли, что он из себя представляет: то ли чудовище, то ли лунатик, то ли еще кто. Позже, выяснив это, они бы, вероятно, его отвергли.