Фосс - стр. 27
– Я предпочел бы выразить величие совершенства, – возразил наивный учитель музыки, – в больших потоках чистого звука.
– Чтобы понимать совершенство, следует его сперва достичь, а это невозможно. К тому же в результате мелодия получилась бы весьма однообразная, если не сказать чудовищная.
Тернер, сжимавший свою смятенную голову растопыренными пальцами, воскликнул:
– О-о! Боже упаси!
Внезапно он опомнился и с неприкрытой угрозой обернулся к Лемезурье, собравшемуся уходить.
– Новообращенный, значит? – Видно, Лемезурье задел его за живое. – Вы, с вашими разговорчиками, не такой уж и святоша! Если бы трущобы могли говорить… Видал я вас, и вовсе не в воскресной жилетке, вдобавок по уши в грязи! Гуляли с распутными девками, да еще трепались направо и налево! С ваших собственных слов, заключили сделку с практикующим безумцем и теперь отбываете в круиз по аду и обратно!
Тернер принялся хихикать и задорно подмигивать мальчику, внимавшему с открытым ртом.
– Если это был я и я был пьян, то ничего не помню. – Лемезурье презрительно наморщил нос. – Кроме того, что был пьян.
– Мы тут не одни с тобой грешники, верно, сынок? – жадно сглотнул подмигивающий Тернер.
Он ощутил необходимость привлечь на свою сторону мальчика. Двое всегда лучше одного.
– Я готов признать, что был пьян, – сказал Лемезурье.
– Это правда, – угрюмо кивнул мальчик, который наконец усвоил правила игры и теперь наслаждался роскошью принимать ту или иную сторону.
– Иногда это просто необходимо, – нахмурился Лемезурье.
– А-га! – взорвался Тернер. – Червям расскажите! Будто они не разбираются в жидкостях!
– Бывает такая засуха, Тернер, какой не доведется испытать ни одному тупоголовому червю, копошащемуся в земле. Его жизнь протекает в блаженном неведении. Худшее, что может случиться с вашим червем, – выползти на белый свет и оказаться раздавленным.
– Вы джентльмен, – проговорил Тернер, чеканя каждое слово, – и мне за вами не очень-то поспеть. Но кое-что я догоняю.
Лемезурье позволил себе ухмыльнуться.
– И за это я набью вам лицо! – заявил Тернер.
Он поднялся вместе с Гарри Робартсом, на несколько минут ставшим ему другом. Оба шумно задышали. Страсти так накалились, что заполнили всю комнату и казались делом первостепенной важности, перед которым померкло все. Однако Фосс их мигом остудил.
– Ваши личные разногласия меня не интересуют, – заявил он, – мне не важно, кто тут пьяница, кто безумец, кто предатель. Куда больше меня удручает собственное безрассудство: пытаясь воплотить свой великий замысел, я подобен тому червю, Фрэнк, что кусает себя за голову в глубинах земли. Вы оба, Тернер и Фрэнк, часть этого странного и вроде бы невыполнимого замысла. Меня тяготит, что я не могу от него отказаться, несмотря на все мыслимые и немыслимые трудности. Я просто не могу! А теперь покиньте эту комнату, которая принадлежит мне, если помните. Также не забывайте о том, что улица принадлежит всем жителям этого города. Когда мы увидимся снова, полагаю, вы уже смиритесь с недостатками друг друга, поскольку нам предстоит провести вместе весьма продолжительное время.