Форсайты - стр. 85
– Как вы осмелились? – резко, с угрозой в голосе прошипел он.
– На что осмелился? Пожалуйста, отпустите мою руку.
Рука была отброшена с такой силой, что в суставе что-то хрустнуло.
– Какая гадость! Какое вероломство! Неужели вы его и в могиле не оставите в покое!
– О чем вы? Какое вероломство? – холодно переспросил Майкл, хотя понимал, что речь идет о его письме и процитированных в нем стихах.
Сцена на лестнице уже привлекла внимание нескольких человек, которые, задрав головы, прежде склоненные к телеграфному аппарату в холле, смотрели на них.
Майкл, понизив голос, сказал:
– Боюсь, что ваше поведение мало соответствует окружающей обстановке.
– Вы совершенно открыто поставили Уилфрида на одну доску с этими гнусными коммунистами!
Дезерт, которому было немногим более пятидесяти, говорил слишком для себя заносчиво и был сильно взвинчен. Несомненно, ему, типичнейшему представителю консервативных кругов, был нанесен ощутимый моральный удар. Вот и еще один повис по какой-то причине на канатах, подумал Майкл; сам он, однако, крепко держал себя в руках.
– Я уверен, что Уилфрид так это не воспринял бы, – просто сказал он, – и вряд ли его это задело бы…
– Ничего, кроме презрения, вы у него не вызвали бы.
– Вот уж не соглашусь.
– Он был моим братом…
– И моим лучшим другом…
В ответ над его головой раздался сдавленный рык.
– Если ваши симпатии на стороне большевиков, это, по всей вероятности, ваше дело, но от имени нашей семьи я требую, чтобы вы взяли свои слова обратно!
– Если вы не прекратите своих заявлений, мне, возможно, придется потребовать того же самого от вас, – ответил Майкл.
Посмотрев вниз, он увидел, что один из задравших кверху голову людей был только что вошедший и видевший всю эту сцену Эберкромби. Повернувшись к новоиспеченному лорду Мэллиону и снова заметив злобные огоньки в его глазах, Майкл вдруг интуитивно понял, что это всего лишь эпизод в задуманной пьесе, ему пока неизвестной. Чем бы ни была вызвана ярость этого человека, он явно переигрывал.
– Вы заплатите за это, Монт.
– Как вам угодно.
На какой-то, очень напряженный, момент его обличитель уставил свирепый взгляд прямо в глаза Майклу, а затем кинулся вверх по лестнице, как спугнутый ночной вор.
Те двадцать минут, которые требовались, чтобы дойти до Саут-сквер, мысли Майкла были полностью заняты инцидентом в клубе. Только тут он вспомнил тревожный сигнал, с которого начался день, и стал гадать, знает ли Флер о случившемся, и если знает, то что. Холл был освещен, как обычно, – горели бра по обе стороны двери: Флер, уходя спать до его возвращения из парламента после ночных заседаний, всегда оставляла их зажженными. Но кладя шляпу на старинный сундук, Майкл вдруг почувствовал, что что-то таится во встретившей его тишине, словно что-то нависшее над ними могло в любой момент оборваться и упасть или взорваться, а может, и то и другое. Сначала он прошел мимо двери, ведущей в гостиную, но потом вернулся и заглянул в широкую дверь, за которой притаилась неосвещенная пустота. Ощущение чего-то непривычного в воздухе обострилось, когда глаза, освоившиеся с темнотой, нашли то, что искали. Да, она была здесь – почти черный силуэт, вправленный в темный вакуум погруженной во мрак комнаты. Знает! Он направился к ней.