Форс мажор - стр. 27
– В двух словах, Паша, это к Ильфу, который друг Петрова. Читал?
– Обоих читал, а поодиночке нет. И что там по Ильфу?
– А по Ильфу характеристика такова: «До революции он был генеральской задницей. Революция его раскрепостила, и он начал самостоятельное существование».
– А революция эта у Некрасова когда случилась?
– А после того, как его с «земли» с каких-то щей в РУВД перевели.
– Вот видишь, значит, что-то такое слышал?
– Да я много о ком чего слышал. Кстати, разреши полюбопытствовать: на хрен он тебе сдался?
– Ты Игоря Ладонина помнишь?
– Вашего другана-олигарха? Конечно, помню. И чего?
– Его на днях задержали. А задерживал как раз Некрасов. И вот Полина попросила меня узнать, что за репутация у этого орла.
– Полина? Это такая симпатичная блондиночка из вашего экипажа? А у той что за интерес?
– Она уже давно вне Системы. И она… Короче, она живет с Ладониным.
– Опа! Толково. Погоди-ка, помнится, ты сам к этой Полине неровно дышал?
– Леха, давай на эту тему не будем, а?
– Понял. Извини. Проехали… Так и чего Некрасов пытается вменить вашему олигарху? Контрабанду антиквариата? Но ведь это пошло.
– Хуже. Он хочет притянуть его к недавней краже из Эрмитажа.
– Некрасов что, совсем ебанько?!
– Я тебе о том и толкую, мутная какая-то история. Потому и спрашиваю.
– Согласен, блудень. Знаешь, дружище, боюсь, это не совсем телефонный разговор. Если хочешь погутарить, давай лучше где-нибудь пересечемся. Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем.
– Идет. А когда?
– Завтра, вернее, уже сегодня, у меня в принципе отсыпной. Но моя мне всю плешь прогрызла, так что придется вечером везти ее с детьми на дачу. А вот завтра, то бишь в субботу, готов соответствовать.
– Спасибо, Леха. Извини, если напрягаю. Просто у нас тут… Короче, все плохо.
– Да ладно, старый, не извиняйся, – пробурчал Серпухов. – И помни мудрые слова доктора Айболита: это очень хорошо, что пока нам плохо…
Несмотря на глубоко за полночь, после разговора с Серпуховым Паша решил попробовать позвонить еще и Лямке. Сейчас он руководствовался теми соображениями, что, чем больше заброшенных удочек, тем гарантированнее улов. Правда, немного смущала вчерашняя крайне раздражительная реакция Полины на предложение высвистать Лямку. Но Козырев решил, что вникать в их персональные заморочки ему вовсе не обязательно.
Причина окрыситься на Ивана у Ольховской действительно была. Вот только сам Лямка имел к ней лишь опосредованное отношение. Просьбу Полины, хотя и без особого энтузиазма, он исполнил: залез в банк данных ОПУ и отыскал запись о задании на наружку как в отношении самой Ольховской, так и в отношении Ладонина. Однако инициатором заданий выступала вовсе не служба собственной безопасности, как думалось Полине, а антикварный отдел УУР. Весьма неприятным открытием для Лямки стал тот факт, что в день, когда Ольховская обнаружила за собой «хвост», наблюдение велось уже четвертые сутки кряду. Неудивительно, что после этого он особо тщательно изучил субботнюю сводку и облегченно выдохнул, не найдя себя в списке установленных связей. Похоже, команду на фиксацию и установление гостей, съезжавшихся к «Палкину» на день рождения Ладонина, «грузчикам» не давали. А внутри ресторана наблюдение, естественно, не велось – через такой фейсконтроль на шару не проскочишь и на плечах не войдешь.