Формула от смерти - стр. 7
– Из-за чего вы подрались?
Снова не отвечаю. Пришла очередь боксерских перчаток влезать в сумку, что я и осуществляю с преувеличенным рвением. Я не могу рассказать ей, что случилось. Либо я сорвусь и что-нибудь сломаю, либо расплачусь. А при Яне плакать совершенно не хочется.
Она некоторое время молча сидит, не спуская с меня взгляда, а затем, словно что-то поняла, садится на краешек кровати и убирает телефон в задний карман.
– Что тебе сказала Людмила Александровна, Руслан?
Да что она пристала?! Разве не видно, что я не хочу сейчас разговаривать?!
Делаю медленный вдох и выдох, как меня учил тренер, но это совершенно не помогает. Тогда я поддаюсь эмоциям и бью кулаком по дверце шкафа. Затем ещё раз и ещё.
Такое ощущение, будто моя жизнь рухнула за один день – мой лучший друг, ради которого я готов был пойти на всё, стал моим врагом! Мечта, к которой я стремился полгода, которая снилась мне по ночам, просто рассыпалась в прах! И я не знаю из-за чего!
Неожиданно злость развеивается, оставляя ноющую пустоту в груди. Поворачиваюсь спиной к шкафу и сажусь, прислонившись к нему спиной и спрятав лицо между колен. Я даже не знаю из-за чего мне больнее: из-за бокса или друга. С Колей я дружил с детства – он был единственным, кому было плевать, есть у меня родители или нет. Он дружил со мной не из жалости, а просто, потому что со мной ему было легко общаться. Мы знали всё друг о друге – от любимой музыки до любимой девушки. И я не понимаю, что такого могло случиться, что он меня так возненавидел. Что я такого сделал?
Ощущаю, как Яна садится рядом. Начинает гладить меня по затылку и шее.
– Она тебе запретила ходить на бокс, да? – спрашивает тихим голосом. Она всегда меня понимала, и знает практически так же хорошо, как Коля.
Яна обнимает меня за плечи. От её близости по коже бегают мурашки. Хочется обнять её в ответ, запустить пальцы в ее мягкие волосы, притронуться к лицу и…
Так, стоп. Она встречается с Колей. Она мне не больше подруги, даже если он стал моим врагом.
Только кого я обманываю?
Я встаю и беру сумку.
– Она лишила меня бокса на три месяца, – с этими словами я, не оглядываясь, выхожу из комнаты.
Инара
Мама прижимает меня к себе и не хочет отпускать. Слёзы, которые она всё это время сдерживала, текут по щекам. Она всхлипывает. Мне невыносимо смотреть на неё такую расстроенную – сердце разрывается на части, хочется уткнуться в ее плечо, расплакаться и сказать, что я никуда не пойду, и пусть они ищут себе другую Избранную. Но я сдерживаюсь. Я должна быть сильной…
– Мам, всё будет хорошо, – шепчу ей на ухо и нежно освобождаюсь от объятий. – Мне пора идти.