Форма воды - стр. 9
Джайлс опускает кисть и прищуривается под очками, заляпанными краской. Вторая пара очков покоится на лбу над кустистыми бровями, третья украшает лысую макушку.
Элиза поднимается на носки своих «Дейзи», чтобы заглянуть ему за плечо, посмотреть на картину: семейство голов без тел парит над куполом из алого желатина, двое детей скалятся точно голодные приматы, отец выпячивает подбородок в восхищении, а мать выглядит довольной своим восторженным выводком.
Джайлс в данный момент сражается с губами папаши, и Элиза знает, что выражение лица персонажа терзает художника. Она наклоняется вперед и видит, что он сложил собственные губы в улыбку, которую пытается изобразить, и это настолько восхитительно, что Элиза не в силах удержаться.
Она нагибается и целует старика в щеку.
Он удивленно глядит вверх и хихикает.
– Я не слышал, как ты вошла. Сколько времени? Тебя разбудили сирены на улице? Держись крепче, ибо нас поразило величайшее бедствие: по радио сказали, что загорелась шоколадная фабрика. Можно ли представить что-то ужаснее? Полагаю, что детишки всюду мечутся во сне, – Джайлс улыбается под щегольскими тонкими усиками и поднимает руки с зажатыми в них кистями: одна красная, другая зеленая.
– Трагедия и удовольствие, – продолжает он. – Рука об руку.
В глубине комнаты черно-белый телевизор размером с коробку для обуви пульсирует статикой сквозь чрево вечернего фильма: Боджанглес[20] танцует чечетку, двигаясь спиной вперед по лестнице. Элиза знает, что это зрелище повеселит ее друга, так что она быстро, пока Боджанглес не остановится ради Ширли Темпл, делает двумя пальцами знак «смотри».
Джайлс повинуется и хлопает в ладоши, смешивая алую краску с зеленой. Боджанглес творит невероятные вещи, и Элиза стыдится накрывшей ее волны эгоцентричности. Она могла бы станцевать с ним лучше, чем Ширли Темпл, если бы только мир, в котором ей довелось родиться, был совершенно иным.
Она всегда хотела танцевать.
Поэтому и покупает туфли, заключенную в материю форму энергии, ожидающую, когда ее используют.
Она щурится на телевизор и отсчитывает ритм, игнорируя много более громкую музыку из кинотеатра внизу. А затем пускается отплясывать чечетку синхронно с Боджанглесом, и все выходит не так плохо. Когда он пинает очередную ступеньку, она пинает ближайший к ней предмет, стул Джайлса, и это заставляет его смеяться.
– Ты знаешь, кто еще мог бы так выступить на лестнице? Джеймс Кэгни[21]. Точно. Смотрели мы с тобой «Янки Дудл Денди»? О, мы должны. Он спускается по ступенькам. Выглядит на миллион баксов и начинает молотить ногами так, словно ему подпалили задницу. Полная импровизация, и это не говоря о том, насколько опасная. Но это искусство, настоящее искусство, оно всегда опасно, моя дорогая.