Фокиниада - стр. 18
В ванной всё обстояло столь же безлико и по-стариковски убого. Хозяйственное мыло в мыльнице, жестяной тазик, стиральная доска вместо машины и ковшик вместо сломанного душа.
– Вот жмоты, – возмутился Фокин, – не могут старухе быт обустроить. Богатеи хреновы!
Луч фонаря скользнул по стене, по унитазу, по раковине, и вдруг выхватил в узком фаянсовом пространстве возле крана что-то изящное, маленькое и блестящее. Севка нагнулся, настойчиво уперев луч фонарика в свою находку.
– Вась! – позвал он. – Иди сюда!
– Ну чего? – приплёлся Лаврухин. – Дохлого таракана нашёл?
– Глянь сюда, – кивнул Сева на раковину.
– Ну, колечко, – пригнувшись, Вася без интереса посмотрел на предмет, который освещал луч света. – И что?
– Вась, я, конечно, понимаю, что ты в отпуске, а я за деньги работаю и поэтому менее объективен, чем ты, но сам подумай, откуда у бабки золотое кольцо с топазом?
– Это кольцо Жанны. Она мыла руки, вот и сняла его. А надеть забыла!
– Не-ет, – улыбнулся Севка, чувствуя, что тот самый триумфальный момент настал: вот она – вспышка, мысль, озарение, которое может привести к разгадке. Двумя пальцами, осторожно, он взял кольцо. – Не-ет, Лаврухин! Это колечко тысяч двадцать рублей стоит, не больше. По банкирским меркам – дешёвка. Штамповка питерского или московского завода. Не стала бы Жанна Говорухина свой статус портить таким колечком. Она трусы, извините, дороже носила. Нет, это не её колечко.
– А чьё?! – вылупился на Севу Лаврухин.
– Женщины среднего достатка.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что это кольцо женщины среднего достатка.
– У меня отпуск! – заорал Лаврухин. – Я домой хочу! Спать!
– Тише, – взмолился Сева. – Тише, а то нас как грабителей заметут твои же коллеги. – Фокин сунул кольцо в карман и вдруг отчётливо услышал, что в замке поворачивается ключ.
– Ох, ё! – присел от страха Лаврухин.
Погасив фонарь, Севка вытолкал Васю в коридор, а потом в комнату.
– На балкон, на балкон давай! – шёпотом завопил Фокин.
– Где?! Где балкон-то?! – заметался в темноте Лаврухин. – Нет балкона!
В коридоре уже открывалась дверь, искать балкон было некогда.
Фокин плюхнулся на пол и втиснулся под кровать.
Лаврухин сделал то же самое, с той только разницей, что оказался не на полу, а на Севе: места под узкой кроватью на двоих не было, поэтому получилась шаткая пирамида – Севка, сверху Лаврухин, а на нём деревянная узенькая лежанка, ножки которой оторвались от пола. Кровать чутко реагировала на любое движение, вибрируя при каждом вдохе и выдохе своей «живой подставки».
– Ноги подтяни! Торчат до середины комнаты, – шепнул Сева Лаврухину, чей затылок упирался ему в лицо.