Flutter. Круто, блин! Хроники одного тренинга - стр. 3

Родили меня совсем непонятную, странную, молчаливую, но сразу с жизненными принципами.

Однажды, уже сильно взрослой, я мельком увидела кусочек мультика. Чуть ли не в магазине телевизоров и прочей техники. Что это был за мульт – неизвестно, так как увидела я лишь минутный кусочек. Старая, кажется медведица, говорила, внимающим малышам:

– У каждого из вас есть свой тотем. Это то, что ведет тебя по жизни, то, что ты привносишь в нее. От чего ты не можешь отступить без страха потерять себя. Тотемов много. У кого-то это любовь. У кого-то – упорство. У иных – милосердие или радость.

– А у меня? У меня? – подскочил самый маленький. – Ты знаешь, какой у меня тотем?

– Знаю. Твой тотем, малыш, – это честность.

В этот миг я, бегущая мимо по своим важным взрослым делам, вдруг остановилась как вкопанная и прокрутила все услышанное еще раз, но с осмыслением. И мне вдруг захотелось плакать. Кажется, я поняла, какой у меня тотем. Или принцип, если хотите. И поняла, что случилось, когда я начала его предавать, продавать, резать на кусочки и менять на разное, суетное.

Всю жизнь, сколько помню себя, я мечтала говорить то, что думаю или чувствую. И поступать соответственно этому. Того же я, вполне естественно, ожидала и от окружающих. Такой вот у меня был пункт, практически с самого рождения. Жажда честности, справедливости и объективности.

Не могу сказать, что окружающие были в восторге от моих утопических идей. В моем маленьком металлургическом городке никому моя персональная объективность не понадобилась. Тем более исходящая от весьма странного субъекта.

С самых ранних лет я была худа до необычайности, до прозрачности. Родители звали меня щеклеей. Это такая рыба плоская. И еще я носила очки с толстыми линзами. Рыба в очках.

Родители мои – веселые ребята – вышучивали меня постоянно. Но почему-то мне было не до смеха. Наверное, я родилась немного грустной. Чисто физиологически. И когда надо мной смеялись, я испытывала ощущение необычайной трагической обиды от несправедливости происходящего.

А еще, когда мама звонко шлепала меня ладошкой по попе за какую-нибудь провинность, я чувствовала такое унижение, какого не чувствовала, наверное, потом никогда в жизни. Я просто задыхалась от этого чувства. В чем причина столь значительной реакции в столь незначительном возрасте – я не знаю. Вроде еще и формироваться-то было неоткуда. Может, это свойство досталось мне от моих предков?

В общем, было ужасно. Я пыталась протестовать против силовых методов, но мои писклявые заявления вызывали новую порцию смеха. Это была ловушка. Чем больше я обижалась, тем сильнее они смеялись. И в конце концов в один из дней я приняла одно из самых важных стратегических решений в моей жизни.