Физрук 7. Назад в СССР - стр. 3
– А – именно?
– Ты бросаешь пить, а я беру тебя на зарплату.
– А ты – кто?
– Неужто не помнишь, Миний Евграфович?
– Да нет, я прекрасно тебя помню, – пробурчал тот. – Ты каратист, физрук, хороший парень… Я в том смысле спрашиваю, как ты можешь меня взять на работу, если ты не главный редактор и не председатель Союза писателей?
– Я хуже, чем главный редактор, я хозяин города.
Это было шутка, и писатель догадался об этом. Он хмыкнул и покачал головой.
– Ха! Смешно… Хозяин города – это предгорисполкома… Не слыхал, чтобы Степанова переизбрали.
– А вот про работу я не шучу, – продолжал я. – Мне понадобится человек на должность ну, скажем, литературного секретаря.
– Собираешься писать мемуары или пособие по каратэ?
– Там будет видно… Ну что, согласен?
– И сколько ты мне положишь жалования?
– Для начала – двести.
– В месяц?
– Да, на время испытательного срока, – ответил я. – Если оправдаешь ожидания, может и подниму.
Глаза писаки загорелись, но он сразу стал набивать себе цену.
– Я за роман получаю до трех-четырех тысяч, за повесть – полторы-две, а за пьесу, с учетом постановочных, могу и до десяти заколотить!
– И сколько же ты времени тратишь на роман?..
– Год или два… Иногда больше.
– Давай посчитаем… Допустим, ты укладываешься в год и получаешь в итоге три штуки, то в месяц у тебя получаются те же двести пятьдесят рэ… Кроме того, я ведь не собираюсь тебе запрещать и дальше писать свои романы и пьесы, так что считай это дополнительным заработком.
– Ладно, уговорил… – проговорил Миня. – В таком случае, нельзя ли получить аванс?
– Можно. Только не забывай, что мое условие – бросить пить!
– Совсем? – уточнил классик.
– Запоями.
– Ну-у… это я тебе обещаю.
– Посмотрим, – сказал я, доставая бумажник и вынимая из него пятьдесят рублей. – Уйдешь в запой, уволю. И аванс заберу.
Третьяковский спрятал их в карман и деловито осведомился:
– Когда приступать?
– Дай-ка мне номер твоего телефона, – проговорил я, вытаскивая записную книжку и ручку.
Евграфыч продиктовал циферки.
– Сиди дома, работай над своими бессмертными творениями, я позвоню, – распорядился я.
– Слушаюсь, шеф! – угрюмо пробормотал он.
Зачем он мне нужен, кроме того, чтобы вести в клубе литературный кружок, я и сам пока не знал, но чуял – пригодится. И вообще – чувствовал, что перемены в моей жизни не только не закончились, а, наоборот, идут по нарастающей. И предстоящий разговор с Курбатовым мог сыграть в моей судьбе гораздо более серьезную роль, нежели мне показалось в первый момент. Впрочем, что гадать. Вот сейчас доем эти пирожки, допью приторно сладкое, но остывшее какао и поеду.