Фируз - стр. 36
Старик говорил громко. Голос разлетался во все стороны и звоном расходился в разных направлениях, оставляя звучное эхо. Он взял кочергу и обошел девушку, встав за спиной и приготовившись слушать ответ.
Она чувствовала, как за спиной шипит раскаленный металл. Как горячее дыхание касалось ее тела, заставляя кожу вздрагивать.
– Клянусь, что тело мое и душа никогда не склониться перед еретиками Отца нашего и Веры Его. Вся моя жизнь подчинена Ему, и служение есть высшая цель и привилегия, которую даровал нам Отец.
Она говорила. Все, что знала и чему научилась за столько лет. Слова выстреливали из ее груди и разлетались как птицы, которых она никогда не видела, но о которых читала в книгах. Так быстро, что легкие были готовы лопнуть от резкого напряжения и от того воздуха, что ледяной волной врывался в ее нутро и обжигал, заставляя лицо искажаться от наступающей боли.
Не останавливаясь, молитвы звучными строками выливались в холодное пространство. Закрыв глаза, девушка окуналась в свою память, доставая из самых глубин все самое сокровенное и скрытое, что давным-давно Отец вложил в ее мозг и заставлял сутками напролет повторять, уверяя, что это самое ценное, что она может иметь в своей жизни.
Наконец, голос смолк. Дыхание стало тихим и ровным.
«Все. Я сделала все, что смогла».
Ожидание было худшим, что она чувствовала в этот момент. Вердикт, который должен был вынести этот тощий, похожий на высохший сухофрукт, старик.
Но он не наступал. Лишь глубокое дыхание людей, стоявших позади нее, все еще не давал ей покоя.
Почему они ждут? Чего хотят, ведь я сделала все, что они просили. Сказала все, что знала и поклялась в верности Пути, который ненавидела больше жизни и в который, в само деле, никогда не верила.
Она вздрогнула. Визг и крик наполнили помещение, смешавшись воедино вместе с мерзким хохотом старика, впившего раскаленную кочергу прямо в основание шеи, они пробили стены заброшенной камеры и устремились вверх по лестнице.
Это чувство, будто голодный зверь вгрызается в плоть и всеми силами пытается оторвать самый лакомый кусок, заполнило ее разум, но на мгновение дал возможность притупить жгучий укус горячего металла.
Но сил уже не было. Когда последние звуки исчезли из ее груди, а голова, будто срубленная, склонилась вниз, девушка заплакала. Скупые капли соленой жидкости пробежались по ее щекам и тут же замерзли, оставив на коже заледеневший след.
– Я не поверил тебе, дитя мое, – Хаммонд встал напротив нее. – Твои слова, как звон порожнего кувшина, такие звучные и такие же пустые. В них не было веры, в них не было силы. Ты говорила будто плевалась, разбрасывая святые строки словно камни.