Философские диалоги - стр. 58

Гервазий. Я знаю, что вы говорите это более для упражнения в ораторском искусстве и для того, чтобы показать, сколь неисчерпаемо ваше красноречие, чем потому, что вы на самом деле придерживаетесь такого мнения, какое высказываете на словах. Ибо это обычная вещь для вас, господа гуманисты, называющиеся профессорами изящных искусств, что когда вы переполнены теми понятиями, которых не можете удержать, вы выпаливаете их не на кого иного, как на бедных женщин. Когда же вас охватывает какой-либо иной гнев, вы изливаете его на первого провинившегося из ваших школяров. Но опасайтесь, господа Орфеи, яростного гнева фракийских женщин.

Полиинний. Я Полиинний, а не Орфей.

Гервазий. Итак, вы не порицаете женщин на самом деле?

Полиинний. Меньше всего, меньше всего, конечно. Я говорю, как следует, и как понимаю, так и говорю. Ибо я не занимаюсь тем, чтобы, по обычаю софистов, доказывать, что белое есть черное.

Гервазий. Зачем же вы красите бороду?

Полиинний. Но я говорю откровенно; и я утверждаю, что мужчина без женщины подобен чистой интеллигенции. Героем, полубогом, говорю я, является тот, кто не взял себе жены.

Гервазий. Он подобен устрице, а также грибу и трюфелю.

Полиинний. Поэтому божественно сказал лирический поэт:

И если ты хочешь знать основание этому, обратись к философу Секунду[51]. «Женщина, – говорит он, – есть помеха покою, непрерывный вред, ежедневная война, тюрьма жизни, буря в доме, кораблекрушение человека». Прекрасно подтвердил это тот бискаец, который, будучи взволнован и разгневан ужасной судьбой и неистовством моря, обратившись к волнам с суровым и гневным взором, сказал: «О море, море, если бы я мог тебя женить», желая указать, что женщина есть буря из бурь. Поэтому Протагор на вопрос, почему он отдал дочь своему врагу, ответил, что не мог сделать ему ничего хуже, как дать ему жену. Кроме того, мои слова подтверждаются поступком одного француза, человека достойного, который, получив, как и все другие, переносившие опаснейшую морскую бурю, приказ от Чикала, капитана корабля, выбросить наиболее тяжелые вещи в море, бросил в него прежде всего свою жену.

Гервазий. Вы не приводите в противоположность этому множества других примеров тех людей, которые считаются счастливейшими благодаря своим женам. Среди них, чтобы не обращаться слишком далеко, можно указать, под этой самой крышей, синьора ди Мовисьеро, жена которого не только одарена выдающейся телесной красотой, облекающей и одевающей ее душу, но кроме того при помощи триумвирата: благоразумного суждения, проницательной скромности и пристойнейшей вежливости – крепчайшим узлом связала чувство своего супруга и способна пленить всякого, кто ее знает. Что сказать мне о великодушной их дочери, едва лишь пятилетие и год видевшей солнце; а между тем я не мог бы решить по языкам, откуда она: из Италии, или Франции, или Англии; а когда она играет на музыкальном инструменте, я не могу понять, какой она субстанции – телесной или бестелесной; по зрелой доброте ее нравов я сомневаюсь, спустилась ли она с неба или же вышла из земли. Всякий видит, что в ней для сформирования столь прекрасного тела соединилась кровь обоих родителей не в меньшей степени, чем добродетели их героического духа – для образования ее благородной души.