Философские диалоги - стр. 48

Теофил. Из этого можно также умозаключить, к их досаде, что никакая вещь не уничтожается и не теряет бытия, но лишь случайную внешнюю и материальную форму. Поэтому как материя, так и субстанциальная форма любой природной вещи, то есть душа, неразрушимы и неуничтожимы в смысле потери бытия целиком и для всего; они, конечно, не являются ни всеми субстанциальными формами перипатетиков, ни другими подобными, состоящими не в чем ином, как в известном составе и порядке акциденций, и все, что они ни называют кроме их первой материи, есть не что иное, как акциденции, состав, характер качества, принцип определения, отношение к «что». Отсюда некоторые смехотворные изощренные метафизики в рясе, желая скорее извинить, чем обвинить своего бога Аристотеля, измыслили человечность, бычность, маслинность в качестве специфических субстанциальных форм; эта человечность, как сократичность, эта бычность, эта лошадность являются числовой субстанцией. Все это они сделали для того, чтобы дать нам субстанциальную форму, которая заслуживает названия субстанции, как материя имеет название и бытие субстанции. Однако они никогда не воспользовались ни одной, ибо если вы их спросите по порядку, в чем состоит субстанциальное бытие Сократа, они ответят – в сократичности; если далее вы спросите: что вы понимаете под сократичностью? они ответят: особенную субстанциальную форму и особенную материю Сократа. Оставим же в стороне эту субстанцию, которая является материей, и скажите мне, что такое субстанция как форма? Некоторые ответят: ее душа. Спросите: что такое эта душа? Если они скажут, что это энтелехия[41] и совершенство тела, которое может жить, вы укажите, что это – акциденция. Если они скажут, что это начало жизни, чувства, роста и интеллекта, вы укажите, что хотя это начало является субстанцией, если рассматривать его основательно, как мы его рассматриваем, тем не менее здесь оно выдвигается единственно лишь как акциденция, ибо быть началом того или другого не значит быть разумом субстанциальным и абсолютным, но разумом случайным и соотносительным к тому, что имеет начало; так мое бытие и субстанция не означают того, благодаря чему я действую или могу действовать, но обозначает то, благодаря чему я существую как Я и абсолютно рассматриваемый. Итак, вы видите, как они понимают эту субстанциальную форму, являющуюся душой; если случайно она и познавалась ими как субстанция, то все же никогда они ее не называли субстанцией и не рассматривали как таковую. Гораздо более очевидно вы можете усмотреть этот вывод, если спросите их, в чем состоит субстанциальная форма какой-нибудь неодушевленной вещи, например, субстанциальная форма дерева. Более тонкие измыслят: в деревянности. Тогда отбросьте ту материю, которая является общей для железа, дерева и камня, и спросите, какая остается субстанциальная форма железа. Никогда они не назовут ничего иного, кроме акциденций. Последние же относятся к началу индивидуализации и придают частное значение, ибо материя может быть приведена к частности лишь при помощи какой-либо формы. Они же утверждают, что эта форма, будучи образующим началом субстанции, является субстанциальной, но в дальнейшем они могут показать эту форму в природе лишь как случайную. И, в конце концов, проделав все это при помощи всех им доступных средств, они получают субстанциальную форму, это верно, но не природную, а логическую; и так, в конце концов, некоторая логическая точка зрения полагается началом природных вещей.