Философия возможных миров - стр. 57

Как бы там ни было, но в общем спектре приручения и доместикации, создания среды покорных полезных домашних животных и растений, решающим этапом было даже не приручение огня, как полагал Фрейд, а укрощение дикого семиозиса, усмирение того самого всепроникающего льва, которого столь образно описал Вольфганг Гигерич.

Знак сопровождает свой денотат повсюду, будь этот денотат хоть львом, хоть лягушкой, хоть облаком, ему не проникнуть без знакового сопровождения в человеческий мир. Можно было бы сказать, что денотат находится на очень длинном поводке у своего знака, – куда бы ни ускакала лягушка, от своего имени она не ускачет, но одновременно отношение знака и денотата есть отношение тождества. Мерцающий режим присутствия, своеобразный корпускулярно-волновой дуализм мы видим и в семиозисе, в отвоеванном у природы пространстве символических потоков. Но по сравнению с онтологическими и экзистенциальными суперпозициями, производящими разрывы континуумов, семиотическое знаковое бытие предстает именно как приручение, как мир, где выдергивание не фатально, где его результатом, например, является «всего лишь» абсурд. Попробуем рассмотреть эту ситуацию более пристально.

Мы, конечно же, обнаружим разрывы в знаковом континууме, где производятся значения и смыслы и где они, так сказать, обитают. Это апории, парадоксы, взрывы остроумия и прочие проявления поля абсурда, его локальные и транслокальные особенности. Подробное рассмотрение флуктуаций семиотического поля – задача особой дисциплины, так, впрочем, и не обособившейся из бесчисленных «семиологий» и «семиотик». А ведь стоило бы прежде всего поставить вопрос: почему стая сереньких волчков, облюбовавших семиотическое поле, кусает не больно? Можно заметить, что сфера символического, будучи по своему происхождению расширением в никуда, безоглядным выдвижением в хаос, со временем проделала ту же эволюцию, что и фюзис, превратившись во вторую природу. Автономные знаковые потоки совершают длинные холостые пробеги, не производя никакого видимого волнения в семантическом поле, и это значит, что связи в континууме смыслов обретают собственную регулярность. Означающие как полномочные представители означаемых вступают в контакты друг с другом, среди них есть и контакты третьей степени, о которых означаемые вообще не оповещаются. Нечто подобное происходит, например, в дипломатии и разведке, где делегированные участники тоже склонны вести собственную игру. В итоге близкодействие замыкает континуум природы, внутри которого формируются чрезвычайно устойчивые регулярности, именуемые каузальными связями. Все эти связи – сильные, слабые, электромагнитные, гравитационные – являются именно близкодействующими, то есть «внутрипространственными», в отличие от связей квантовой нелокальности, соединяющих бузину в огороде и дядьку в Киеве. Можно представить, что изначально этот комплексный объект существовал себе в мерцающем режиме то как раскидистая бузина, то как многострадальный дядька, то есть примерно так же, как существуют прочие ансамбли вида (n↑, n↓), но постепенно они, бузина и дядька, начинают все реже репрезентировать друг друга, связи бузины с растущей рядом рябиной, с ручейком, протекающим неподалеку, с жучками, живущими в листве, становятся прочнее, чем тождество со своей потусторонней киевской ипостасью, да и дядька больше привязывается к тетке, к ее обиходу и скарбу, нежели к своей внутренней сущностной бузине.