Фиеста - стр. 12
– Не трогай меня, – сказала она. – Пожалуйста, не трогай меня.
– Что с тобой?
– Я не могу.
– Брет!
– Не надо. Ты же знаешь. Я не могу – вот и все. Милый, ну пойми же!
– Ты не любишь меня?
– Не люблю? Да я вся точно кисель, как только ты тронешь меня.
– Неужели ничего нельзя сделать?
Теперь она сидела выпрямившись. Я обнял ее, и она прислонилась ко мне, и мы были совсем спокойны. Она смотрела мне в глаза так, как она умела смотреть – пока не начинало казаться, что это уже не ее глаза. Они смотрели, и все еще смотрели, когда любые глаза на свете давно перестали бы смотреть. Она смотрела так, словно в мире не было ничего, на что она не посмела бы так смотреть, а на самом деле она очень многого в жизни боялась.
– И ничего, ничего нельзя сделать, – сказал я.
– Не знаю, – сказала она. – Я не хочу еще раз так мучиться.
– Лучше бы нам не встречаться.
– Но я не могу не видеть тебя. Ведь не только в этом дело.
– Нет, но сводится всегда к этому.
– Это я виновата. Разве мы не платим за все, что делаем?
Все время она смотрела мне в глаза. Ее глаза бывали разной глубины, иногда они казались совсем плоскими. Сейчас в них можно было глядеть до самого дна.
– Как подумаю, сколько все они от меня натерпелись… Теперь я расплачиваюсь за это.
– Глупости, – сказал я. – Кроме того, принято считать, что то, что случилось со мной, очень смешно. Я никогда об этом не думаю.
– Еще бы. Не сомневаюсь.
– Ну, довольно об этом.
– Я сама когда-то смеялась над этим. – Она не смотрела на меня. – Товарищ моего брата вернулся таким с Монса. Все принимали это как ужасно веселую шутку. Человек никогда ничего не знает, правда?
– Правда, – сказал я. – Никто никогда ничего не знает.
Я более или менее покончил с этим вопросом. В свое время я, вероятно, рассмотрел его со всех возможных точек зрения, включая и ту, согласно которой известного рода изъяны или увечья служат поводом для веселья, между тем как в них нет ничего смешного для пострадавшего.
– Это забавно, – сказал я. – Это очень забавно. И быть влюбленным тоже страшно забавно.
– Ты думаешь? – Глаза ее снова стали плоскими.
– То есть не в том смысле забавно. Это до некоторой степени приятное чувство.
– Нет, – сказала она. – По-моему, это сущий ад.
– Хорошо быть вместе.
– Нет. По-моему, ничего хорошего.
– Разве ты не хочешь меня видеть?
– Я не могу тебя не видеть.
Теперь мы сидели, как чужие. Справа был парк Монсури. Ресторан, где есть пруд с живыми форелями в где можно сидеть и смотреть в парк, был закрыт и не освещен. Шофер обернулся.
– Куда мы поедем? – спросил я.
Брет отвела глаза.