Фиалка Пратера - стр. 9
– Уверен, я знаю мысли Ишервуда, – заявил Четсворт. – И он тоже прав, черт побери. Признаю. Я несносный интеллектуальный сноб.
Бергманн резко поднял на меня взгляд. Ну вот, подумал я, наконец-то он заговорит. Черные глаза сверкнули, губы изогнулись, формируя слово, а руки уже обрисовали жест, как вдруг Четсворт произнес:
– Привет, Сэнди.
Я обернулся и не поверил глазам: возле столика стоял Эшмид. Эшмид, который за десять лет остался практически прежним: все тот же красавчик шатен, не изменивший вкусу к повседневной моде, в изящной спортивной куртке, шелковом пуловере и фланелевых брюках.
– Сэнди – наш редактор, – принялся представлять его Бергманну Четсворт. – Упорный, как мул: и Шекспира перепишет, если ему не понравится.
Эшмид по-кошачьи улыбнулся.
– Привет, Ишервуд, – тихо и весело произнес он.
Мы встретились взглядами.
Так и хотелось спросить: «Ты-то здесь за каким чертом?!» Я ведь и правда сильно поразился. Эшмид поэт. Эшмид звезда Общества Марлоу[18]. Он явно сообразил, о чем я думаю, однако своими ясными золотистыми глазами смотрел на меня с усмешкой как ни в чем не бывало.
– Вы двое знакомы? – спросил Четсворт.
– В Кембридже учились, – коротко ответил я, продолжая с вызовом глядеть на Эшмида.
– В Кембридже, говорите? – впечатленный, повторил Четсворт. Мои акции явно взлетели на несколько пунктов.
Взглядом я как бы призывал Эшмида: ну, опровергни, – однако он лишь улыбался.
– Время возвращаться на студию, – вздохнул Четсворт, поднимаясь из-за стола и разминая ноги. – Доктор Бергманн поедет с нами, Сэнди. Поставишь ему тот фильм с Розмари Ли, хорошо? Как он, чтоб его?..
– «Луна над Монако», – ответил Эшмид таким тоном, каким иной человек запросто произносит «Гамлет».
Бергманн с глухим трагичным стоном встал.
– Работа так себе, – весело сказал ему Четсворт, – зато увидите актрису в деле.
Мы направились к двери. Довольный и дородный Четсворт, высокий и стройный, словно кипарис, Эшмид, а между ними – массивный и приземистый Бергманн. Я же плелся в хвосте, ощущая себя лишним.
Четсворт властным жестом отослал гардеробщика прочь и сам помог Бергманну надеть пальто. Со стороны казалось, будто он одевает римскую статую. Шляпа Бергманна напоминала дурную шутку: маленькая, она нелепо сидела на макушке в копне седых кудрей, а лицо Бергманна угрюмо выпирало из-под нее, словно лик низложенного и осмеянного толпой императора. Эшмид, конечно же, не носил ни шляпы, ни пальто. При себе он имел только идеально сложенный зонт. На улице ждал «роллс-ройс» Четсворта с шофером – машина в светло-серых тонах, в масть свободной, ладно скроенной одежде хозяина.