Фейбл - стр. 8

Монеты звякнули друг о друга, когда я встряхнула кошелек, высыпав медяки на мягкий песок. Деньги сияли в лунном свете, пока я вела счет своему заработку, раскладывая монеты аккуратными стопками перед собой.

Сорок два медяка. После того что мне пришлось бы потратить на ялик, нужно было еще восемнадцать монет, и тогда у меня было бы достаточно денег, чтобы заплатить Уэсту за проезд. Я также отложила немного денег про запас, чтобы меня накормили и приютили, пока я не разыщу Сейнта. Я опустилась на землю и легла на спину, свесив ноги с края утеса. Пока рыба потрескивала над костром, я рассматривала луну. Прямо надо мной висел идеальный молочно-белый полумесяц, и я вдыхала соленый воздух с нотками кипариса, который был свойственен только Джевалу.

В свою первую ночь на острове я спала на пляже, побоявшись подойти к деревьям, среди которых горели костры и были разбиты палатки. Я проснулась от того, что мужчина распахнул мою куртку и вывернул ее карманы в поисках денег. Когда он ничего не нашел, то бросил меня на холодный песок и испарился. У меня ушло несколько дней на то, чтобы понять, что каждый раз, когда я ловлю рыбу на мелководье, на пляже меня будет кто-то ждать с целью отобрать все, что я добыла своим трудом. Почти месяц я питалась одной морской капустой, но затем мне удалось найти безопасные места для добычи и приготовления пищи. Спустя почти год у меня наконец накопилось достаточно денег, заработанных на очистке уловов других людей и продаже пальмовой веревки, чтобы купить инструменты для добычи самоцветов у Фрета, который был слишком стар, чтобы продолжать нырять.

Волны сердито разбивались о берег внизу, подгоняемые штормовым ветром, и на мгновение я задумалась: не буду ли я скучать по всему этому? Было на Джевале что-то, что стало неотъемлемой частью меня?

Я села, глядя на окутанный ночью остров. Верхушки деревьев колыхались в темноте, подобно волнам. Если бы остров не стал моей тюрьмой, то я посчитала бы его прекрасным. Только вот мне здесь было не место.

Я могла бы сделать Джевал своим домом, могла бы стать одной из тех, кто наладил торговлю самоцветами на барьерных островах и разбогател. Однако если бы я стала признанной ныряльщицей Джевала, то перестала бы быть дочерью Сейнта. Хотя, наверное, я и так давно перестала ею быть.

Мне до сих пор вспоминался гул в недрах судна, скрип гамаков, запах отцовской трубки и стук сапог по палубе. Мне не было места ни на суше, ни в порту, ни в городах, которые раскинулись по ту сторону пролива. Того места, которое я считала своим домом, больше не существовало.