Фея Торфболота - стр. 2

Как ни устали в тот вечер братья, они все же не смогли побороть в себе страстного любопытства, приволокшись к Ваньке затемно. С выпивкой у них было не густо, всего два «сухаря», но и то по тем временам было славно. Но, видно, такова уж судьба – ежели что вывалит, то кучей! Не успели они, войдя в комнату, выставить на стол своё богатство, как Ванька, бывший теперь в «варёнках» и потрясающей футболке, смахнув со стола газетные развороты, преподнёс им главный сюрприз с соответствующим гарниром. Во-первых, он был не «надравшись» по случаю наступившего вечера, во-вторых, они увидели на столе нечто невозможное, и, в совокупности, невообразимое ранее в таком сочетании: Ванька, – трезвый, ну, может, принявший самую малость, стол, – на нем две (невероятно!) экспортной «Российской» ноль-семь, закуска!.. – все, что душа горожанина часто возжелает, но, по причине отсутствия предметов вожделения, только пребывает в унылых мечтах.

Огурчики и все сплошь молодь ядреная, соленые грибки, да не такие, что с саранчовым аппетитом подметают по лесам истомившиеся по ним дачники и прыткие старики и старушки – базарные души. Не оплывшая от ветхости грибная прелость, подаваемая хозяйкой к праздничному столу со снисходительной гордостью, – нет! То были перлы природы! А прочего, прочего! Сало розовое с чесночным, ароматным духом, капустка-спагетти в ярко-алых брусничных блёстках, островок баночной ветчины, по размерам уступающий, ну разве что небольшому материку среди моря тонких кружочков сервелата! Ошалевшие братья, особенно неравнодушный к подобному Славка, щурились на это богатство, не понимая, за что такое им отличие, и только бормоча: «Ну, Вань, ну убил…» старались не звякнуть своим убогим подобием слезившихся оттаявшей влагой высившихся на столе посудин с «божественным нектаром».

Ванька был царственно великодушен. Он даже не заметил сиротской сумочки в руках братьев. Тихонько подталкивая Антона и Славку к столу, он не говорил, а журчал: «Во, бывает лучшее, эта мы так, завсегда держим! Так сказать, к вечерним мужикам. Сезон идёт, во!».

После первой, после нескольких минут сосредоточенного молчания, почти ритуального по своему торжественному самоуглублению, Ванька, распираемый законной гордостью хлебосола, философски округлил значительность этих минут: «Да-а, мужики!».

А потом, когда Антон и Славка включились в неудержимый конвейер стопок, жевания и глотания, Ванькиного журчания, все протекало так неторопливо и приятно, что слова Ваньки относительно его поистине восточной роскоши казались откровением божьим: