Фея Семи Лесов - стр. 38
Я задыхалась, не в силах произнести ни слова.
– Что такое? – спросила Нунча хмурясь. – За тобой словно все деревенские собаки гнались!
Я прижала руки к груди:
– Антонио… Винченцо… пошел… через горы! – выдохнула я ужасным шепотом.
Глаза Антонио блеснули. Он схватил меня за руку.
– Ты точно это знаешь, Ритта?
– Я видела, как… он пошел… Я ему говорила. Он не послушал меня…
Какое-то мгновение тишина стояла в доме. Антонио, как тигр, бросился к стене и сорвал с нее лупару. В одной рубашке, с яростными криками он выскочил во двор. В гнетущем молчании мы слышали, как стукнула калитка.
Подбородок у Нунчи дрожал мелко-мелко, словно она собиралась плакать. Смуглое лицо Луиджи побелело так, что в полумраке казалось бледным пятном. Слепой Джакомо дрожащей рукой ощупывал стену, словно потерял всякую способность к ориентации. Я подошла к нему, взяла за руку и усадила на стул.
– Что же будет? – раздался звонкий голос Розарио.
Мы молчали, ошеломленные происшедшим. Нунча не спеша зажгла лампу.
– Ну, что ж теперь будет, – сказала она безучастно, – теперь их уже не остановишь. Надо молиться мадонне, она спасет их.
У нас, в прибрежных тосканских селениях, существовал культ Божьей матери. Она понятнее, ближе Бога, добрее и милосердней, она – сама мать. Мадонна не умеет карать, она только прощает и спасает. Ей дороги все люди, даже самые скверные, она сеет мир и счастье. И молиться следует прежде всего мадонне…
– Богородице, дево, радуйся… Благословенна ты в женах… И благословен плод чрева твоего…
Хриплые отрывки Нунчиной молитвы едва долетали до наших ушей. Мы сидели молча, и ни один из нас не присоединялся к ней. Ночь все сгущалась, и тишина казалась все тягостнее. Казалось, сегодня и не праздник вовсе, так мрачно притихли в этот вечер все деревенские корте.
– Слышите? – проговорил Джакомо. – Шаги…
Слепой юноша обладал очень тонким слухом, угадывая звуки тогда, когда ни один из нас не мог ничего услышать.
Медленно текло время. С того момента, как ушел Антонио, прошло не меньше полутора часов. Внезапно стукнула калитка. И теперь мы уже явственно услышали чьи-то шаги во дворе.
– Это Антонио, – хриплым голосом сказал Луиджи.
Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге появился Антонио – с дикими глазами, взлохмаченный, в разорванной рубашке, с лупарой в правой руке и мрачный, как туча.
– Луиджи, – сказал он прерывисто, не глядя ни на кого из нас, – иди помоги мне. Я нашел его.
Никто из нас не понял, кого именно. Луиджи поспешно вышел вслед за Антонио. Скверное предчувствие завладело всеми. Я еще ничего не знала, но на глаза мне навернулись слезы от страха и непонятной боли. Я слетела со стула, бросилась к двери и, столкнувшись с братьями, закричала.