Размер шрифта
-
+

Феодал: Боярин. Усобица. Разбойник - стр. 112

– Еще раз увижу такое – муди враз отрежу, – спокойным голосом произнес ветеран многих сражений отвалившемуся от девки удальцу с торчавшим из-под полубайданы удом. – Повтори!

– Богом клянусь, не хотел я! Бес попутал, – провинившийся упал на колени, от страха позабыв о спущенных портках и уронив от стыда голову на грудь.

– Скажу государю, чтобы лишил тебя доли, – десятник брезгливо отвернулся, потеряв интерес к виновнику нарушения дисциплины.

– Да-а-а. Крутенько, – пробормотал про себя Андрей, наблюдая картину расправы.

Андрей краем уха слышал, что подобные запреты практиковались в войсках Батыя, но потом татары, почувствовав послабление от слабых потомков Чингиза, позабыли о многих запретах, а вот русские запомнили и навсегда усвоили урок. В походе девок-полонянок запрещено трогать. Потом уже дома хоть по-одному, хоть хором пользуйте, а в походе никак нельзя.

Андрей заметил одиноко стоящего рядом с телегой Кузьму. Полубайдана Кузьмы носила отметины полудюжины сабельных ударов, к счастью, доспех ушкуйника выдюжил. Правая рука выше кисти обмотана окровавленной тряпицей, шаровары все измазаны кровью, но, видно, чужой, раз повязки не видно. Воин задумчиво крутил в руках кирасу, поворачивая ее и так и эдак.

– Чего разглядываешь? – поинтересовался Андрей, не понимая интереса воина к кирасе.

– Да вот клеймо смотрю, фряги[74] делали, – задумчиво ответил Кузьма, идя навстречу князю. Подойдя ближе, он протянул кирасу господину. – Сам посмотри, государь.

– Ну, кираса как кираса, – Андрей бросил безразличный взгляд на железку.

– Можно я ее себе возьму? – задал неожиданный вопрос Кузьма.

– Зачем тебе? – удивился Андрей.

С его точки зрения, кираса ничем не примечательна и защита доспеха – так себе.

– Надо, – уклончиво ответил Кузьма.

– Бери, если надо, – усмехнулся Андрей, гадая, что такого необычного нашел Кузьма в этой железяке.

Отпустив повеселевшего воина, Андрей отправился дальше осматривать поле битвы.

В местах ожесточенных схваток лежали посеченные лошади, татарские все больше у коновязей, а свои где попало. Раненых кобыл давно уже прирезали, избавляя от мучений. Семен сообщил, что погибло много боевых коней, из семидесяти лошадок в строю осталось двадцать одна кобыла, из них Андрею принадлежали пятнадцать. Значит, потерял он двадцать пять коней, а боярин Маслов лишился двадцати трех лошадок из тридцати.

«Черт, одни убытки, если добавить к этому посеченные брони, то набег обошелся недешево. Понятно, почему на Руси такой спрос на татарских лошадок. Свои конюшни у князей и бояр вряд ли смогут восполнить потери в лошадях. Все-таки война – дорогое удовольствие. Но добыча, надеюсь, с лихвой покроет потери. Главное, остаться в живых и победить, мертвым-то добыча ни к чему. А мертвым стать – плевое дело», – машинально Андрей потрогал шишку на затылке и вспомнил холодок в сердце, когда в спину ударила татарская стрела, когда его, беспомощно распластавшегося на сырой земле, чуть не зарезали.

Страница 112