Феликс и Незримый источник и другие истории - стр. 24
– Общество множит и множит законы, чтобы политики могли убеждать простых граждан, как они заботятся о народе. В результате они ограничивают наши свободы и создают безвыходные ситуации – например, такую, в какую попала наша бедняжка Фату. Ужасная ситуация… ужасная…
– Кафкианская, – пискнул Робер Ларусс, уже добравшийся до буквы «К».
– Вот именно что кафеанская! – подхватил господин Софронидес, непременно желавший оставить за собой последнее слово.
Дядюшка Бамба всех выслушал, всех очаровал, рассыпался в любезностях перед мадемуазель Тран, господином Софронидесом и Робером Ларуссом, но главным образом уделял внимание мадам Симоне: не спуская с нее сияющих, как бриллианты, глаз, он расточал ей похвалы, целовал руки и всячески выражал свое восхищение ее достоинствами. Эти бурные комплименты смущали мадам Симону: дядюшка Бамба явно не замечал ее двойной сущности и флиртовал с ней как с женщиной. Вечером, когда все уже расходились, Бамба подошел к ней и спросил со своей лучезарной улыбкой:
– Мадам Симона, а как поживает месье Симон?
Та изумленно воззрилась на него:
– Месье Симон?
Она решила, что этим издевательским вопросом он дает ей понять, что разгадал ее тайну, и грозно нахмурилась. А дядюшка Бамба продолжал ворковать:
– Ну да, месье Симон, господин, которому выпало счастье разделять свои дни… и свои ночи… с вами, мадам. Ах, если бы вы знали, как я завидую ему, как завидую! Вот счастливец!
Успокоенная мадам Симона залилась багровым румянцем, потупилась, не смея взглянуть на нас, и пробормотала:
– Но… месье Симона нет.
– Что вы говорите?!
– Он… он… умер.
– О, простите меня, мадам! Примите мои искренние соболезнования. И давно?
– Десять лет как… – наугад ляпнула мадам Симона и подавилась кашлем.
Дядюшка Бамба завладел ее рукой так мягко и бережно, словно прикоснулся к редкостному цветку.
– Ах, я сразу почувствовал, что в вашей душе таится какая-то печаль, что-то непостижимое, отличающее вас от всех других.
– Ну еще бы! – вскричала мадам Симона, наконец-то ее прорвало.
– Простите?
Она тут же овладела собой и добавила нежным голоском:
– Вы все верно поняли, дорогой мой.
Когда дядюшка Бамба вышел на улицу покурить, мадам Симона повернулась к нам и свирепо прошипела:
– Первому, кто скажет ему правду, я все волосы из носа повыдергаю!
– Ррро, – откликнулась мадемуазель Тран; похоже, это напомнило ей какой-то приятный вьетнамский обычай…
А в полночь дядюшка Бамба, сидя в нашем кухонном уголке, поставил свой диагноз: по его мнению, моя мать мертва и теперь нам следует ее воскресить. Побарабанив около часа по клавиатуре моего компьютера, он с торжествующим видом повернулся ко мне и радостно объявил: