Фавориты Фортуны - стр. 91
Заике-претору Квинту Антонию Бальбе – не из знатных Антониев – поручили чеканить новые монеты и сортировать старые. Многие могли посчитать это кощунственным, но ценность добычи ошеломляла. Карбон теперь мог оставить Мария-младшего ответственным за Рим и кампанию на юге, а сам с легким сердцем отправиться в Аримин.
Ни Сулла, ни Карбон никогда не согласились бы признать, что между ними есть нечто общее. Однако оба, независимо друг от друга, пришли к одному и тому же решению: нынешняя гражданская война не должна погубить Италию. Весь провиант, весь фураж, все затраты на войну должны быть оплачены наличными. Не будет пахотных земель, порушенных сражениями и маневрами. Страна просто не может себе позволить вторую разрушительную войну на собственной территории, особенно почти сразу после предыдущей. Это знали и Сулла, и Карбон.
Знали они и другое. В глазах простых людей война между ними не обладала ни благородной целью, ни веской причиной – в отличие от Италийской войны. Та представляла собою борьбу между италийскими племенами, которые не хотели больше зависеть от Рима, и Римом, который желал сохранить господство над полуостровом. Но в чем заключался конфликт на этот раз? Просто в том, какая политическая партия захватит власть над Римом, кто в конце концов сделается хозяином Рима. Это была борьба за власть между двумя людьми, Суллой и Карбоном, и никакая пропаганда не могла скрыть столь простого факта. Не обмануло это и население Рима и Италии. Поэтому страну нельзя подвергать экстремальной опасности, нельзя снижать уровень благосостояния римских и италийских сообществ.
Сулла занимал деньги у своих солдат, а Карбон мог занять только у богов. И в подсознании каждого маячил ужасный вопрос: когда все закончится, как выплатить долг?
Но все это никоим образом не занимало мысли Мария-младшего, сына баснословно богатого человека, не привыкшего заботиться о деньгах, будь то деньги, которые приходилось заплатить за какую-нибудь личную безделушку, или жалованье легионам. Если старый Гай Марий и рассказывал кому-либо о финансовой стороне войны, то это был Цезарь в те месяцы, когда юный родственник помогал великому полководцу оправиться после второго удара. Со своим сыном Гай Марий практически не говорил на эту тему, потому что к тому времени, когда он стал нуждаться в своем сыне, Марий-младший был уже в том возрасте, когда его больше интересовали соблазны Рима, чем собственный отец. Поэтому именно Цезарю, бывшему на девять лет младше своего кузена, выпала доля стать слушателем воспоминаний Гая Мария. И Цезарь жадно впитывал то, что впоследствии, когда он стал жрецом, оказалось даже хуже, чем бесполезным.