Фавориты Фортуны - стр. 147
Рим волновался. Рим стал понимать, что странствования его высохшего властелина представляли собою нечто большее, нежели обыкновенная прогулка. То, что являлось для них развлечением, пусть не всегда веселым, теперь напялило зловещую маску, и невинная эксцентричность вчерашнего дня обернулась подозрительностью сегодня и ужасом завтра. Сулла никогда ни с кем не разговаривал! Он разговаривал только с собой! Он стоял на одном месте очень подолгу, глядя – куда, неизвестно! Раз или два он кричал! Что же на самом деле он делал? И почему он это делал?
На фоне этих растущих опасений странная деятельность безобидно выглядевших групп частных лиц, которые стучали в двери домов, принадлежавших всадникам, сделалась более демонстративной. Их видели то тут, то там. Они что-то записывали или следовали, как тени, за каким-нибудь богатым банкиром Карбона или процветающим брокером Мария. Все чаще и чаще пропадали люди. А однажды неизвестные постучали в дверь одного сенатора-заднескамеечника, который всегда голосовал за Мария, за Цинну, за Карбона. Но сенатора не увели, как других. Когда он появился на улице, взметнулся меч – и его голова упала на землю с глухим стуком и откатилась в сторону. Тело так и осталось лежать, истекая кровью, но голова исчезла.
Люди начали искать предлог, чтобы пройти мимо ростры и пересчитать головы: Карбон, Марий-младший, Карринат, Цензорин, Сципион Азиаген, старый Брут, Марий Гратидиан, Понтий Телезин, Брут Дамасипп, Тиберий Гутта из Капуи, Соран, Мутил… Больше никого! Головы сенатора-заднескамеечника там не оказалось. Как и голов других исчезнувших людей. А Сулла продолжал гулять в своем идиотском парике, всегда криво сидящем на голове, с подкрашенными бровями и ресницами. Но если раньше люди останавливались и улыбались при встрече с ним – хотя в этих улыбках сквозила жалость, – то теперь они чувствовали неприятный холодок и старались свернуть куда-нибудь в сторону, только бы не встретиться с ним. Или со всего духу убегали, едва завидев диктатора. Теперь там, где был Сулла, больше никого не было. Никто не наблюдал за ним. Никто не улыбался, даже с жалостью. Никто не заговаривал с ним. Никто не приставал к нему. Он вызывал у всех холодный пот, как привидение.
Никогда прежде не появлялась в Риме общественная фигура, которая была бы окутана столь непонятной тайной. Поведение Суллы выходило за рамки нормы. Он должен был подняться на ростру на Форуме и красиво поведать всем о своих планах или пустить риторическую пыль в глаза Сената. Намерения, жалобы, цветистые фразы – он должен был высказать это! Кому-нибудь, если не всем. Римляне не склонны держать язык за зубами. Они всегда и все обсуждали. Римом правили слухи. Но от Суллы – ничего. Только одинокие бесцельные прогулки без сопровождения. И все же это исходило от него – отрубленные головы, исчезнувшие люди! Этот молчаливый и необщительный человек был властелином Рима.