Фаворит Марии Медичи - стр. 2
– Хорек и птичку бы обглодал, а ласка – маленькая, она наелась яйцами.
Альфонс еще раз всхлипывает, наклоняется к птичке и вытаскивает из сломанного клюва тонкий, как кисточка аббата Мюло, пучок блестящих коричневых шерстинок.
– Т-ты прав, – признает он. – Это б-была ласка.
За процессом похорон трясогузки наблюдает из окна мадам Рошешуар, и за ужином от ее насмешек некуда деваться. Как всегда, больше попадает Арману. Альфонса она почти не замечает, он самый тихий из трех братьев – все молчит и не расстается с молитвенником.
Но когда ее взгляд падает на Армана – то голубые глаза навыкате чуть не выпрыгивают из-под морщинистых век, а брови так и пляшут над крючковатым носом. «Девчонка! Плакса! Неженка! – клеймит его бабушка, сопровождая каждое слово стуком палки в пол. – Ваш отец никогда не распускал сопли!»
Отца уже четыре года как нет в живых, и мальчик думает, что лучше бы они с матушкой оставались в Париже, не приезжали в Пуату, в старый замок Ришелье, где мадам Рошешуар безраздельно правит уже почти шестьдесят лет.
Вообще-то Рошешуар – ее девичья фамилия, но столь славная – «Мой отец был сенешалем** Тулузы!», что она предпочитает именоваться именно так, отлично от мадам дю Плесси – своей невестки.
Пока был жив отец, все было по-другому. Особенно пока Анри, старший брат, не поступил в королевские пажи и не уехал в Лувр, ни разу не показавшись даже летом.
Арман вздохнул и теснее прижался к теплой каменной кладке. Вот когда бабушка смотрела на Анри, ее глаза становились лучистыми и яркими. Хорошо бы, и в Лувре так же смотрели на юного пажа из рода дю Плесси.
Облака такие мягкие на вид, пышные – словно стадо барашков на голубом лугу.
Закатное солнце последними лучами вспарывает им животы, и небесные овцы с красными подбрюшьями в последнем усилии бегут еще быстрее.
Большие светло-карие глаза мальчика расширились: на винтовой лестнице послышался шум.
Вот стук палки. Вот легкий шелковый шелест голубого платья матушки – в его пышных складках Арман не раз прятал заплаканное лицо – пока не стыдился показывать свои слезы, еще до смерти отца. Он узнал бы этот шорох с закрытыми глазами – у матушки не прибавилось ни одного нового наряда после того, как она овдовела.
– Дальше никому хода нет, – прерывистым голосом сказала матушка. – Видите?
Участок лестницы, ведущей на верхний ярус, обрушился год назад. Чтобы добраться до своего любимого места, мальчик вылезал из окна и карабкался по отвесной стене, ставя ноги в выщербленные ветрами щели меж камней. Об этом не знал никто. К счастью.