Фаворит. Книга вторая. Его Таврида. Том 4 - стр. 41
Король сказал:
– С каких же пор настолько низко пали итальянские маркизы, что стали продаваться в службу королям германским?
Ответ был получен незамедлительно:
– Очевидно, с тех самых пор, как германские короли настолько поглупели, что вынуждены их покупать…
Фридрих постучал пальцами по табакерке (это был его «ящик Пандоры») и, явно довольный дерзостью, заговорил:
– Не тратьте, умник, на меня свои ядовитые слюни, они еще пригодятся для того, чтобы обрызгать ими Польшу… Вы слышали, что мой Герц стал неугоден при дворе этой лживой ангальтинки? Я хотел, назло ей, назначить вас в Петербург на его место, но передумал: ваша обезьянья ловкость более необходима в Варшаве. Сейчас Россия окружает себя коммерческими трактатами. В проекте у нее соглашение с Францией, осенью заключен договор с Веною… Чего я от вас хочу?
– Чего? – словно эхо, откликнулся Луккезини.
– С величайшим хладнокровием вы должны привести Польшу на скотобойню, чтобы предсмертный рев Речи Посполитой был услышан мною даже в могиле. Вы обязаны внушить шляхтичам мысль, что «москали» – их главные враги, а Пруссия… Пруссия еще способна спасти достоинство панства посполитого. Когда столкнете лбами поляков с русскими, мой наследник (меня уже не будет на свете, маркиз!) должен присоединить к Пруссии все нижнее течение Вислы… Надеюсь, вы меня поняли, маркиз?
– Я всегда понимал ваше королевское величество, – ответил Луккезини. – Но… какова мне будет награда?
Фридрих упрятал «ящик Пандоры» в карман ветхого мундира.
– Из чего у вас сделан искусственный глаз?
– Из лучшего саксонского фарфора.
– Выньте его сразу и выбросьте на помойку, – сказал король. – Я вам обещаю вставить глаз бриллиантовый.
– Но с вензелем короля Фридриха Великого… не так ли? – дребезжаще рассмеялся Луккезини, змий итальянский.
– Согласен и на это. Помогите мне подняться из кресла. Вы бы знали, маркиз, как отвратительна старость… Самое в ней печальное, что передние зубы выпали и я потерял возможность сыграть на флейте что-либо прекрасное. После себя я оставляю мемуары, в которых повыдергивал волосы с голов своих недругов… У меня получилась очень большая книга, маркиз!
– Вы правы, король, – ответил Луккезини, – я по себе знаю: чем тяжелее фолиант, тем легче раздавить им истину.
– Вы уверены в успехе своей миссии, маркиз?
– Я заставлю Петербург корчиться от боли.
– Благодарю вас. Ну, собачки, пошли гулять в садик. Вашему старому королю необходим свежий воздух – так учит Циммерман!
…
Екатерина, сытая после обеда, сидела на диване под картиной кисти Гроота, на которой был представлен этот же диван, занятый сейчас ею, только живописец изобразил на нем лежащую английскую левретку Земиру, на смерть которой любезнейший граф Сегюр сочинил недавно остроумную эпитафию в стихах. Могилка Земиры – в парке Царского Села, там же и могила фаворита императрицы Саши Ланского…