Фармацевт - стр. 31
Произошла безобразная сцена.
Нет, Питер не специально поджидал её в полутёмном коридоре второго этажа, случайно получилось так, что они шли навстречу друг другу. У него, как и всегда, перехватило дыхание, когда он увидел широко распахнутые глаза Фатимы, её высокий лоб, нитку кроваво-красных кораллов на точёной шее. Лёгкий ветерок от проходящей мимо женщины донёс до его ноздрей тонкий запах жасмина – любимых духов леди Стэнфорд.
Она была уже шагах в пяти за спиной Питера, когда он, не в силах сдержать безотчётный порыв, оглянулся ей вслед.
Великие Небеса! До чего же изящной была её удаляющаяся фигура, словно подчёркнутая светло-зелёным домашним платьем! Как призывно, как маняще сверкнула в тускловатом свете настенных ламп корона её чёрных волос над белоснежным столбиком шеи! И этот сводящий с ума аромат жасмина, который так и держится в воздухе…
Вот тут кровь ударила Питеру в голову, в глазах потемнело, и его мгновенно захлестнула мутная волна до боли нестерпимого вожделения. В три прыжка он настиг ничего не подозревавшую Фатиму, крепко обхватил обеими руками за талию, прижался губами к её открытой шее возле затылка, туда, где пульсировала чуть заметная под кожей тоненькая синяя жилка. Поцеловал раз, другой, третий… Питеру казалось, что время замедлило свой бег, почти остановилось, что каждый поцелуй длится часами. Ещё никогда в своей жизни он не испытывал такого острого, всепоглощающего наслаждения.
– Будь моей! – хрипло зашептал он в ухо растерявшейся на несколько мгновений Фатиме. – Я всё для тебя сделаю, всё, что угодно, только… Только будь моей!
Вот ведь интересно: хоть бы, приличия ради, слово «люблю» произнёс, так ведь нет! И всё правильно: в такие мгновения люди не могут лгать, а назвать то, что он сейчас испытывал к мачехе, словом «любовь» было совершенно немыслимым, и на глубинном, подсознательном уровне Питер это прекрасно понимал.
Но тут Фатима опомнилась. Одним неуловимо быстрым, как у атакующей кобры её родных гор, но мощным движением она разорвала кольцо его рук, обернулась к нему лицом, резко оттолкнула. Её глаза на мгновение точно полыхнули изнутри тёмным янтарём. Взгляд Фатимы, сперва несказанно удивлённый, тотчас наполнился столь же неописуемым презрением.
Да, никогда Питеру Стэнфорду не забыть этого взгляда! Человек ещё может как-то примириться с тем, что его ненавидят, но никогда с тем, что презирают. На такое способны разве что святые.
– Ты что же делаешь, мерзавец? – тихо спросила она, но таким голосом, который хлестнул Питера почище любого крика. – Ты как посмел, дрянной мальчишка?! Взбесившийся щенок!