Фантасмагория смерти - стр. 8
А как же опора трона – дворянство? Теперь оно является только декоративным элементом, изящным, но бесполезным украшением картонного дворца. Прошли времена, когда дворяне воевали за короля и отдавали за него жизнь. Впрочем, теперь ни одному графу не придет в голову совершить набег на селение или город, если, конечно, он не захочет угодить на виселицу. Никто из дворян не носит на поясе боевое оружие, как это было во времена Фронды; им в лучшем случае хватает рапиры.
Дворяне больше не опора трона, они могут только попрошайничать, чтобы иметь возможность вкусно поесть и изысканно приодеться. Конечно, никто из них даже и не думает об оставшемся до сих пор в силе законе, который позволял дворянину, вернувшемуся с охоты, убить не более двух своих крестьян, чтобы согреть ноги; никто из них и в мыслях не имеет забавы, придуманной Шаролуа, который тренировался в стрельбе из лука по кровельщикам. Им вполне хватает лесных и полевых птиц. А что до развлечений, то в разврате они превзошли даже легендарных римских императоров. У дворянина существует только один неизменный закон чести, по которому он должен, желая остаться порядочным, принять вызов другого дворянина и драться с ним на дуэли.
Что же в этой ситуации представлял собой французский народ? Большинство из его представителей жило в постоянном голоде, надрываясь на работе в условиях поистине нечеловеческих и в то же время не забывая регулярно платить налоги. Народ больше напоминал стадо забитых, жалких животных и мог только взывать к Небу, напоминая о мере своего отчаяния и боли. И на этом ужасающем фоне, когда дворяне терзаются от безделья, а народ – от нищеты, когда и тех и других объединяет только бесконечное отчаяние, раздается призыв философов-энциклопедистов: «Не верьте в ложь, откиньте религию!» Итак, долой веру! Никому не приходит в голову подумать, что случится, когда будет упразднено понятие души и духовности, когда не останется веры. Будут только традиционные 5 чувств вместе с шестым, которое зовется темной половиной человека, его скрытой до времени демонической, садистской природой и которое только и ждет, когда отсутствие веры и любви даст ему выход. Вот тут-то оно и проявится во всеоружии, сметая все на своем пути и ужасая тех, кто способствовал рождению этого будущего, казавшегося таким светлым и прекрасным, а на деле появившегося в виде кровожадного монстра, неожиданного во все времена «ребенка Розмари» или создания доктора Франкенштейна.
Так выглядит смертное ложе Людовика XV: похоже на пороховую бочку, и фитиль уже зажжен, и не существует таких сил, что смогли бы погасить его. Из народа невозможно выжать больше, чем он дает; бедность поразила всех, включая и самого монарха. А ведь еще несколько лет назад английский писатель граф Филипп Честерфильд так выразился в одном из писем: «Буду краток: все признаки, которые я когда-либо встречал в истории и которые обычно предшествуют государственному перевороту и революции, существуют теперь во Франции и умножаются с каждым днем».