Фамильные ценности, или Возврату не подлежит - стр. 32
Ну, что и говорить, Светочка производила впечатление на всех посетителей мужского пола. Простовата, конечно, но все мы тут, в конце-то концов, не графья и даже не нобелевские лауреаты. Михаил, по сути, несмотря на высшее образование, просто шофер и автомеханик. Ну, так и почему бы нет?
В общем, если по большому счету, то никаких оснований для недовольства Светочкой у Аркадии Васильевны не было. То есть совсем никаких. И мила, и дружелюбна, и по работе к ней никаких претензий, как продавец-консультант она прекрасно вписалась в атмосферу ювелирного салона «Аркадия Привалова» и, выйдя замуж за человека, хозяйке весьма близкого, работала по-прежнему, поблажек для себя не только не просила, а и не ожидала. Безупречна, в общем. Но… Как будто стенка между ними какая-то. Абсолютно, до полной невидимости прозрачная и звуки пропускает – вроде бы и нет никакой стенки. Но Аркадия Васильевна чувствовала ее постоянно. Бог знает, что там эта «стенка» перекрывает – запахи, мысли, флюиды какие-нибудь – но каждый разговор со Светочкой казался тщательно упакованным в хрустящий целлофан: вроде и видно все до мельчайших деталей, и слышно, а не прикоснуться. С Михаилом вот все совсем по-другому. Родной человек. Свой. Чуть ли не более родной, чем даже Татьяна. Хорошо, конечно, что наезжает он часто, да и в магазине постоянно бывает, но все равно жаль, что живет отдельно.
Да и внук Балька, поглядев на «великое переселение народов», как он назвал переезд Михаила с молодой женой, вдруг заявил, что ему надоело жить под вечным присмотром. Он, дескать, свободная самодостаточная личность, взрослый, в конце-то концов, человек, не нуждающийся ни в чьей опеке. Дом прекрасен – хотя бы воспоминаниями о проведенных здесь детстве и юности – но птенцы, подрастая, должны покидать теплое гнездо, это же естественный ход вещей. Аркадия тогда, смешно сказать, даже обрадовалась этой жажде самостоятельности: действительно, мальчику пора становиться мужчиной, пора учиться строить собственную жизнь и отвечать за нее, чтобы потом сумел отвечать и за других. Она, при всей своей бодрости, не вечна, так что именно ему, Бальке, быть главой семьи. Впрочем, про «главу семьи» Аркадия Васильевна тогда говорить не стала, но квартиру внуку купила. Небольшую, однокомнатную – в Строгино. Не самый престижный район, и вообще не ближний свет, но места там хорошие: светло, просторно. Лети, птенец, в вольную взрослую жизнь!
Вот только «птенец», хлебнув воли, как будто захмелел, и, вместо ответственности, Аркадия Васильевна с досадой, а то и некоторым страхом видела растущую разболтанность. Как неумелый водитель крутит руль «во все стороны», так и Балька хватался за что попало – все больше за развлечения. Довольно невинные пока что, но ведь лиха беда начало. Как такому семейное дело-то передавать? Ведь стоит ему остаться одному – тут же набегут-налетят-наползут хищники и хищницы, окружат-заморочат-облапошат, обведут вокруг пальца, как лиса Алиса и кот Базилио облапошили наивного доверчивого Буратино. Не хватало еще, чтобы после всех усилий, уловок, хитростей, а то и унижений, все, что она – опираясь на выстроенный предками фундамент – складывала по камешку, по кирпичику, что возводила так бережно, так старательно, чтобы все это в одночасье разлетелось клочьями, рассыпалось в прах и пыль, пропало в никуда и в нигде. Ну уж нет. Этому не бывать. Она не допустит. Она пока еще жива. Хотя… сколько ей еще осталось? Она ведь не молодеет. Ох, не молодеет, часы уже восьмой десяток начали отсчитывать.