Фальшивые московские сказки - стр. 2
Дарья Салтыкова: Правда?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: «Угу», как вы любите выражаться.
Дарья Салтыкова: А если я не верну себе дар?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Будете служить в два раза дольше, исполнять мелкие поручения. Например, костюмершей поработаете в «Сверхнатуральном». Как на это смотрите?
Томас де Торквемада: Дария подумает над вашим предложением.
Дарья Салтыкова: Дария сама умеет разговаривать.
Томас де Торквемада: Когда мы можем приступить, господин Трисмегист?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Когда решите вопрос с даром Дарьи Николаевны, господин де Торквемада.
Томас де Торквемада: Надеюсь, мы не будем принимать участие в вашей передаче в качестве объектов для экстрасенсорики, как это было в «Сапфире»?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Не так явно. Я бы предпочел, чтобы вы были просто жильцами этого дома. Квартиру вам обеспечат.
Томас де Торквемада: Есть еще что-то, что мы должны знать?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Я полагаю, вы сориентируетесь на месте.
Томас де Торквемада: Хорошо.
Дарья Салтыкова: Я…
Томас де Торквемада: Дария обдумает ваше предложение, господин Трисмегист.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Знаете, они всегда такие. Это нормально. Вы привыкните.
Дарья Салтыкова: К этому старому испанскому козлу привыкнуть невозможно.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Три дня, Дарья Николаевна. И не забудьте про ваш дар!
Дарья Салтыкова: Вы уж поверьте, про свой дар я точно не забуду.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Ну вот и прекрасно. Тогда добро пожаловать в «Фальшивые московские сказки»!
Дарья Салтыкова: Что это?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Название книги.
Дарья Салтыкова: Сами выдумали?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: А то!
Москва, 1976 год
Ирина Станиславовна Котова закрыла зонт и нырнула в метро. Промозглый осенний холод тут же сменился мягким теплом метрополитена. Ирина бросила жетон в турникет, створки, почему-то всегда напоминавшие ей костыли, открылись, и она окунулась в привычную суету вечернего московского транспорта. Ирина Станиславовна поправила красный платок, который очень элегантно контрастировал с желтым болоньевым плащом. Котова с удовольствием отметила, как смотрит на нее какой-то мужчина с едущего вверх эскалатора. Да, она была эффектной, умела и любила хорошо одеваться, и конечно же, ей нравилось производить впечатление. Эта небольшая мелочь подняла ей настроение, но ненадолго. Сегодня была пятница, а пятницы Ирина Станиславовна не любила. Пятница означала, что впереди два тусклых одиноких дня, которые она проведет, убираясь в квартире и прокручивая в голове одни и те же невеселые мысли. Хотя нет, сегодня она купит бутылку вина и напьется в одиночестве. В последнее время Котова всегда напивалась по пятницам, а иногда уже и по субботам. Рабочие вечера она пока проводила трезвой, но здравый смысл подсказывал Ирине Станиславовне, что не за горами то время, когда изменится и это. Она сопьется от боли и одиночества. Алкоголь был единственным спасением в непрекращающемся аду, в который превратилась ее жизнь. Котова сошла с эскалатора и встала на платформе. Перед приближением поезда из тоннеля вырвался порыв ветра. Как так получилось? – думала Ирина Станиславовна. – Как я, такая красивая, успешная и независимая превратилась вот в это? Это было обычное начало ее пятничного вечера. Первая мысль, за которой последуют другие, уже известные и невеселые. Потом, ближе к концу бутылки, жизнь приобретет хоть какой-то смысл, все будет выглядеть не так трагично, и ей даже покажется, что из тупика, в который ее загнала проклятая судьба, есть какой-то выход. Но утром будет похмелье, которое расставит все на свои места. Выхода нет. Выхода нет и не будет. Ирина Станиславовна вздохнула и снова поправила красный платок. Показались огни поезда. А потом что-то толкнуло Котову в спину. Последнее, что она увидела, это поезд с какого-то странного, непривычного ракурса и почему-то очень близко.