Фабрика мертвецов - стр. 22

***

Отстукивая тростью по булыжникам мостовой, отец в партикулярном платье, с портпледом подмышкой и саквояжем в руке бодро взбежал по ступеням вокзала. Следом, также нагруженный, печально тащился Митя. Над шпилями вокзала трепетали флаги. Пестрая толпа — от мужиков в сермягах до дам и господ в элегантных дорожных нарядах — заполонила перрон: слышался шум, выкрики, бойко наяривал военный оркестр, и тут же все перекрыл рокот паровозного гудка. Митя на мгновение замер, засмотревшись на механическое чудо.

— Митя, ну где же ты? Поторопись, скоро отправляемся!

Митя оглянулся… Отец уже прошел вперед и теперь махал ему… от выкрашенного желтой краской вагона. Желтого? Митя едва не выронил саквояж. От ярости у него перехватило горло. Отец взял билеты второго класса![1]

[1] Синим цветом обозначался вагон первого класса, желтым — второго, и зеленым — третьего.

6. Глава 5. Неприятнейшее путешествие в пренеприятнейшей компании

— Так и будем всю дорогу молчать? — устало спросил отец.

— Ну что вы, батюшка, — с предельной вежливостью ответствовал Митя. — Как можно. Об чем бы вам желалось поговорить?

— Как я буду справляться с губернскими властями, ежели с собственным сыном управиться не могу?

— Не беспокойтесь, батюшка, я вовсе не собираюсь вас компрометировать. Обещаю быть покорнейшим из сыновей.

— О Боже, Боже… — Отец только вздохнул, бездумно глядя то ли на мелькающие за окном квадраты полей, то ли на собственное отражение в темном стекле.

Вскоре поля, и без того едва различимые, утонули в чернильном мраке, лишь изредка вспыхивая тусклыми, похожими на мерцание гнилушек в болоте, огоньками деревень. Смотреть стало вовсе не на что. Наврядли хоть кто-то подсядет на следующих станциях — тут, сдается, люди и вовсе не живут.

Митя бросил разложенный портплед поверх вытертых цветов обивки вагонного дивана.

— Надо же, ты снял сюртук! — саркастически протянул отец. — Я уж думал, он для тебя как вторая кожа.

— Вам стоило только приказать, батюшка, — все также вежливо откликнулся Митя. — Быть может, вашему авторитету перед губернскими властями поспособствует, если я пробегусь голышом по вагону?

Отец молча отвернулся к окну. Митя удовлетворенно прикрыл глаза: он так и знал, что никому не нужен — ни бабушке, ни дядюшке, ни тем более отцу. Того волнует лишь собственная карьера! Он один в провинциальной пустыне, оклеветанный и униженный светом, оставленный семьей, совсем как Манфред или Лара в сочинениях лорда Байрона:

Nor to slumber, nor to die,

Shall be in thy destiny;

Though thy death shall still seem near