Эйтонский отшельник - стр. 20
Кадфаэль, кряхтя, выпрямился, оторвавшись от грядки, на которой выращивалась мята, ставшая к концу октября совсем уже жесткой и тонколистной.
– Так это тот самый мужчина со створкой раковины[1] и медальоном святого Иакова? Конечно, я помню его. Значит, он поселился в наших местах? Предпочел лесной скит с огородом одеждам монаха Савиньи! Сам-то я никогда не жил отшельником, но знавал людей, которым было милее размышлять и молиться в одиночестве. Давненько в том скиту никто не жил.
Кадфаэль знал те места, хотя и редко бывал там, поскольку монастырские лесники на здоровье особенно не жаловались и не так уж часто нуждались в лекарственных травах. Этот скит, который уже много лет пустовал, находился в лесистой лощине и представлял собой небольшой каменный домик. При нем находился огород, что некогда возделывался, а ныне был заброшен и зарос. Здесь шла лесная полоса, которая соединяла земли, относившиеся к Итону, и Эйтонский лес, принадлежащий аббатству. Скит же стоял как раз там, где земли Люделов граничили с владениями аббатства возле молодого леса, насаженного лесниками.
– Если этот монах и впрямь поселится там, ему будет спокойно, – заметил Кадфаэль. – А как его зовут?
– Братья кличут его Кутред. Хорошо, когда святой человек у тебя под боком. Они, похоже, уже начали перекладывать свои заботы и тревоги на его плечи. Быть может, как раз ему и удастся утихомирить старую леди, – с надеждой сказал брат Павел. – Наверное, он имеет на нее большое влияние, иначе она ни за что не позволила бы ему остаться. И вообще, уже десять дней о ней ни слуху ни духу. Кто знает, не его ли нам следует благодарить за это?
И в самом деле, покуда один за другим спокойно проходили теплые октябрьские деньки с туманными рассветами, ясными, но не жаркими полднями и зеленоватыми закатными сумерками, сырыми и таинственно безмолвными, казалось, что борьбы за юного Ричарда больше не будет, что леди Дионисия наконец смирилась, осознав бесплодность угрозы судебного преследования. Старая госпожа даже прислала в аббатство своего священника. Тот привез от нее деньги в уплату за молебны, которые она просила отслужить в храме Пресвятой Девы за упокой души своего сына. Оставалось только истолковать это как шаг на пути к примирению. По крайней мере, именно так воспринял это брат Фрэнсис, новый хранитель алтаря Девы Марии.
– Отец Эндрю сказал мне, – доложил он аббату после того, как священник уехал, – что, когда братья из Савиньи привели в дом к леди Дионисии этого Кутреда, она прониклась к нему доверием, с большим вниманием прислушивается к его словам и ничего не делает, не посоветовавшись с ним. Своей святостью этот человек завоевал всеобщее уважение. Говорят, он на старый манер дал строгий обет затворничества и теперь не выходит из скита, разве что в огород. И он не отказывает в помощи или просьбе помолиться никому – кто бы ни пришел. Отец Эндрю о нем очень высокого мнения. Жить в отшельничестве у нас не принято, но не так уж плохо иметь святого человека под боком, в соседнем маноре. Нам остается только благословить судьбу.