Европейские мины и контрмины - стр. 60

Король вопросительно посмотрел на генерала.

– Люксембургская крепость, – отвечал последний спокойно и твердо, – никогда не должна находиться в руках французов. Она может послужить нам серьезным препятствием. Нам самим она не нужна и в случае надобности ее можно заменить укрепленным лагерем при Трире. Впрочем, и этого не нужно, довольно имеющихся крепостей.

– Так что нет никакой опасности от полного устранения Люксембургской крепости? – спросил граф Бисмарк.

– Никакой! – отвечал генерал.

– Однако нужно подробно обсудить этот вопрос, – сказал король нерешительно и задумчиво.

– Без сомнения, ваше величество и подумает, – сказал Бисмарк, – чтобы я сам предложил уступки – нужно только уяснить себе, возможны ли вообще уступки для улучшения нашего политического положения. И мы не должны оставлять этого без внимания хотя бы по причине южной Германии.

– Неужели южные германцы могут предполагать в этом casus foederis24? – воскликнул Вильгельм.

– При вопросе о занятии крепости, – отвечал Бисмарк, пожав плечами, – я бы, конечно, не мог сказать «нет». Но если речь пойдет об уступке германской области – это нечто другое. Это дело немецкой чести, и стоит позаботиться о том, чтобы его так поняла и признала нация!

– Принимайтесь же за работу, дорогой граф, – сказал король. – Я одобряю вашу точку зрения, но удерживаю за собой право решения в дальнейших фазах, а именно в отношении уступок. Вас, генерал фон Мольтке, прошу проработать касающиеся этого дела военные вопросы и завтра доложить их мне подробно в присутствии кронпринца. – Пришлите также Гебена! – прибавил он.

– Будет исполнено, ваше величество! – отвечал генерал.

Король дружески поклонился им, и генерал с графом ушли.

Приемные салоны в доме министерства иностранных дел в Берлине ярко освещены: у канцлера северогерманского союза вечер, на который съезжаются члены рейхстага, дипломаты и прочие сливки столичного общества, состоящие в гражданской и военной службе, в финансовом мире, в мире искусства и науки.

Многочисленное общество сновало по скромно убранным комнатам. Высокие чины оживляли своими блестящими мундирами однообразие черных фраков мирных граждан; дипломаты с пестрыми лентами и блестящими звездами частью стояли группами и шепотом вели между собой разговоры, частью прогуливались, вступая в беседу со знакомыми депутатами и извлекая из разговора сведения о внутреннем положении, по которым иностранные дворы, в силу своей прозорливости, составляли более или менее верную картину политической жизни в Берлине.

Несмотря на многочисленное общество в залах, к парадным дверям дома подъезжали новые экипажи и подходили новые пешеходы, ибо никто из приглашенных не хотел пропустить этих вечеринок-суаре, на которых можно было без всякого стеснения и официальности общаться с политическими и парламентскими звездами и, быть может, заглянуть в тайны великой политической машины, приводившей в движение мир.