Еврейская сага - стр. 85
– Я не пророк, но тебя, Илюша, ждёт блестящее будущее. Уезжай отсюда, как только появится возможность. Ты не представляешь, как вольготно живётся там музыкантам и сколько они зарабатывают.
– Спасибо, я подумаю, – ответил он.
– У моего отца, когда моя мама уже носила меня под сердцем, была возможность уехать, но он верил в великие идеалы революции и остался, чтобы погубить себя и мать. У нашей страны с непредсказуемым прошлым нет будущего, потому что цвет народа отправили в эмиграцию или уничтожили. Остальных превратили в рабов. Посмотрите на нашу интеллигенцию. Только единицы готовы говорить правду, большинство её -приспособленцы и негодяи.
– Ефим, пожалуйста, не волнуйся, – стала успокаивать его Фаина.
– Я, дорогая, совершенно спокоен. Хочу лишь объяснить им, что им не следует бояться и держаться, что есть мочи, за эту страну и связывать с ней свою жизнь.
– Ребятки, садитесь за стол. Будем пить чай с вареньем и ватрушками, – сказала она.
На Берсеневской набережной, когда они попрощались и вышли из дома, царило обычное оживление рабочего дня, проезжали, завывая моторами, автомобили, по Москве реке проплывали катера и прогулочные пароходики. Только не было уже в этой сутолоке жизни их, тогда ещё безусых парней, стоявших на Большом Каменном мосту и верящих в справедливость и светлое будущее на их любимой Родине.
– Наверное, Старика мы больше не увидим в живых. Чудес не бывает. Да он и сам не желает бороться, – грустно произнёс Санька. – Мы тоже стали другими.
– Наташа погибла, Катька вышла замуж и улетела в Америку, а Яна ждёт разрешения и просит меня ехать с ней. Но как я могу оставить мою семью? – сказал Илюша. – Нас жизнь, можно сказать, отбросила назад.
– Но мы сейчас умнее и сильнее, друзья, – ободрил их Ромка.
Они сели в троллейбус, и он помчал их по улицам, по которым они шли после выпускного бала с любимыми девушками четыре года назад.
Старик умер через три недели. Об этом они узнали случайно из некролога, напечатанного в одной из московских газет. Санька позвонил, и какая-то женщина ответила, что похороны состоятся на Ваганьковском кладбище завтра в семь часов вечера. На следующий день друзья встретились во дворе и направились к станции метро. В воротах кладбища они увидели людей с портретом Ефима Яновича и присоединились к ним. Автобус похоронного бюро остановился возле свежевырытой могилы, и оттуда спустилась Фаина Израилевна, одетая в длинное чёрное платье в чёрном ситцевом платке на пепельно-седой голове. Она увидела их, идущих ей навстречу, и печально кивнула. Их поразило присутствие сотен интеллигентных людей, пришедших проститься со Стариком и окружавших гроб, поставленный на гребне сухой от жаркого летнего солнца насыпи. Они не знали, что Фаина Израилевна, внучка раввина из Вильно, пригласила прийти на похороны кантора Хоральной синагоги. Он вышел из толпы и запел молитву, но запел её в переводе с иврита на русский язык. Все замолчали, чтобы, возможно, впервые услышать и запомнить древние слова, с которыми в небытие уходили многие поколений их праотцев и праматерей.