Евангелие любви - стр. 18
– Да, конечно, он именно такой.
Тон, которым это было сказано, не ускользнул от Марты, и ее лицо затуманилось.
– Я часто задаю себе вопрос… – Она оробела и замолчала.
– Какой?
– Ты что, не любишь Джошуа?
Мэри вздрогнула и посуровела:
– Я его ненавижу.
Мать волновалась: этой зимой Джошуа стал другим. Более живым, увлеченным, уверенным в себе. Более мистическим. Зрелым. Должно быть, все дело в зрелости. Ему тридцать два года – он почти достиг возраста, когда мужчина или женщина сплетают последние нити, связывающие мозг и руки в единое целое. Джошуа, как и его отец, поздний цветок. «О, Джо, почему ты умер? Ты, наконец, стал самим собой и был готов на большие дела. Но как это характерно для тебя: тебе не хватило здравого смысла завернуть в придорожное кафе, чтобы не замерзнуть в пути».
Только с Джошуа подобного не случится. Потому что в нем было больше, чем в его отце. И взял он это не только от него, но и от нее, в чем было его огромное преимущество. И она еще достаточно молода, чтобы служить ему поддержкой. Впереди у нее еще годы и годы труда. А также не израсходованная сила духа.
Со своей постелью она управлялась не менее умело, чем с остальным домом. Самое первое дело – грелка с горячей водой, она заливала ее крутым кипятком, и пусть говорят, что пробка может потечь, она заворачивала ее как можно крепче, а затем продевала в петлю ручку от ложки и делала еще пол-оборота. Заворачивала грелки в толстое полотенце, в два слоя, и между кожей и обжигающей резиной получалась махровая прослойка, а для верности детские булавки скрепляли ткань. Грелка укладывалась ближе к изголовью, где находились плечи, и накрывалась подушкой, на которую натягивалось одеяло. Через пять минут грелка перемещалась ниже, а подушка оставалась на месте; и так каждые пять минут до тех пор, пока не оказывалась там, где будут находиться ноги. В этот момент она снимала шерстяную кофту, свитер, юбку, нижнюю юбку (брюки она терпеть не могла и носила только тогда, когда выходила из дома), майку, длинные шерстяные рейтузы, колготки и бюстгальтер и со сноровкой угря – в этом движении не было ничего от женщины среднего возраста – проскальзывала в ночную рубашку, которую надевала наперекор холоду. Байковый комбинезон она бы ни за что не надела – ужасная вещь, – так же как и теплые панталоны. Хотя даже самой себе она не хотела признаться, что просто теперь в холодную погоду ей все чаще требовалось в туалет. А ночной комбинезон можно запачкать, возясь с застежками.
Последней задачей было откинуть одеяло ровно настолько, чтобы юркнуть в постель и одновременно повернуть подушку теплой стороной вверх. И оказавшись в кровати, греться, греться, греться. Самая большая роскошь дня – соприкоснуться с осязаемым теплом. Она бездумно лежит на вершине блаженства, ощущая, как тепло просачивается сквозь кожу и проникает в плоть и кости, и при этом радуется, как девчонка, впервые попробовавшая мороженое. Затем одетой в вязаный носок ногой медленно подтягивает грелку вверх, пока она не оказывается у груди, лучистое тепло согревает тело, и она обнимает грелку до самого утра. Однако и проснувшись, находит ей применение: умывается чуть теплой водой.