Это Вам для брошюры, господин Бахманн! - стр. 5
В результате, написал я Бахманну, мой первый роман был относительно пощажен, ведь он, несмотря на определенные достоинства, был все-таки не более чем детская попытка, и они с трудом, но удержались от того, чтобы не распять его от титула до конца, от форзаца до форзаца, от тетради до тетради…
Тогда они удержались, но потом, Бахманн, написал я Бахманну, потом, когда они посчитали меня законной добычей, когда запрет на охоту был снят, когда я был уже не ребенком, а хотя и мало что понимающим, но уже овладевшим литературным мастерством двадцатитрехлетним юношей, с какой яростью набросились они на меня потом, Бахманн! – написал я Бахманну… они не жалели никаких средств, чтобы забросать мою прозу и мое имя грязью, с какой примитивной злобой они унижали меня перед читателем, перед товарищами по цеху, перед теми немногими литераторами, которые более или менее достойны этого имени!
Мою вторую книгу, написал я Бахманну, постигла именно такая участь, за исключением пары рецензий, написанных крайне редко встречающимися одаренными и оттого яростно преследуемыми в этой стране критиками. На тех градусах северной широты, Бахманн, все, кто выходит за пределы неизвестно кем установленной нормы, все, кто пытается проложить новые пути, подвергаются гонениям, за ними охотятся и стреляют в спину. Если бы мой второй роман, написал я Бахманну, если бы он, этот роман, был издан в вашей стране, он безусловно был бы встречен с уважением – в вашей стране люди имеют тот минимальный уровень образования и духовности, который необходим как для создания, так и для понимания подобной книги. Но поскольку образование и духовность среди моих так называемых соотечественников – понятия совершенно неизвестные, то и книга моя оказалась потерянной для мира, разве что обогатила его некоторым садистским опытом. С ней разделались с жестокостью, какую вы и представить не можете, Бахманн, написал я Бахманну, вы даже представить себе не можете в самых изощренных садистских фантазиях. То, что эта книга ставила под вопрос само определение романа, или, вернее, сообщала понятию «роман» новый, модернистский смысл, – само собой, замечено не было, да и не могло быть замечено культурными плебеями в этой стране, настолько необразованными, что они, эти плебеи, даже вряд ли знакомы с понятием «модернизм»; они, эти плебеи, даже никогда и не пытались дать определение, что же такое есть роман, – они просто-напросто понятия не имеют, что такое роман и с чем его едят. Вы, должно быть, думаете, что я преувеличиваю, что это невозможно, но уверяю вас, Бахманн, написал я Бахманну, ничего невозможного на упомянутых градусах северной широты нет. Ничего невозможного.