Это останется с нами - стр. 6

В Париже мои сбережения быстро растаяли. Студия, за которую я плачу понедельно, выходит дешевле номера в гостинице, но долго я так не протяну.

Агент закрывает дверь вожделенной конуры и убирает бумаги в сумку.

– Мы изучим документы, буду держать вас в курсе.

Я бегу вниз, оставив надежды на седьмом этаже. Никто не сможет за меня поручиться, работаю я неполный день… Не знаю, зачем хожу на просмотры. У меня больше шансов найти Ксавье Дюпона де Лигоннеса[5], чем квартиру.

Заглядываю к бакалейщику купить что-нибудь на ужин. Есть буду наедине с экраном, как всегда.

Мой сосед по лестничной клетке открывает дверь, услышав мои шаги, хотя я стараюсь вести себя бесшумно, но слух у него острый, как у крысы, а дыхание такое же зловонное.

– Кто ты такая?

– Снимаю эту квартиру, проживу здесь несколько дней. Мы виделись утром.

– Выпить у тебя есть?

– Кажется, остался апельсиновый сок.

Он громогласно хохочет.

– За педика меня держишь?

Ключ где-то на самом дне сумки, я перетряхиваю содержимое, но не нахожу его. Сосед не отстает, я слышу, как он приближается.

– А сигаретка найдется?

– Извините, не курю.

– Ну и дела, моя соседка – недотрога! – восклицает мужик, апеллируя к окружающему пространству.

Я решаю не указывать ему, что это слово не используют с доисторических времен и сегодня за него можно получить максимальный срок, но, боюсь, он не поймет.

Сосед распаляется, а я наконец нащупываю металл, вставляю ключ в замочную скважину, вхожу, поворачиваюсь лицом к входной двери, собираю все свое мужество, вздергиваю подбородок, выпячиваю грудь и шепотом выдаю лучшую из возможных реплику:

– Возвращайся в свою пещеру, кроманьонец!

– Я посидела над счетами. Положение так себе.

Жанна наклонила лейку и полила землю в горшке с дипладенией[6]. Несмотря на хмурую погоду, на ней появлялись все новые бутоны глубокого розового цвета. Осень была у дверей, а она никогда не любила это время года, которое знаменует конец теплых деньков и бросает под ноги мертвому сезону ковер из красных листьев. На этот раз, впервые в жизни, приближение октября не повергло ее в грусть. Июль и август она прожила в состоянии полного безразличия и не пыталась задержать лето. Отныне все месяцы обрели одинаковый вкус.

– Знаю, ты сейчас смеешься, думаешь, я шучу, но я никогда не была серьезнее: я поработала со счетами. Все когда-то делаешь впервые, я потратила ровно 4 часа 12 минут, и вердикт обжалованию не подлежит: у меня не получится прожить до конца месяца на 200 евро, даже если свести расходы к минимуму.

Жанна вытащила из сумки мягкую тряпочку и принялась протирать таблички. Не торопясь, нежно почистила бронзовые буквы эпитафий: «Нашему профессору», «Нашему любимому дяде», «Любовь моя, мы всегда будем вместе». По раз и навсегда заведенному порядку напоследок она оставила фотографию на стеле. Погладила кончиками пальцев лоб, глаза, рот, вспоминая, какой была на ощупь его кожа. Самый сладостный и одновременно самый болезненный момент. Несколько мгновений отдохновения души, за которыми неизбежно следовало жестокое разочарование.