Это было в Одессе - стр. 18
– Ну? – спросил Гаввард, закуривая…
– Что этот самый Маршан принес мне чувства искреннего соболезнования от имени французского командования. Честное слово, это было дело почище восстания в Пенджабе, помнишь?.. Я едва унес ноги. Но с Муджехемом и Ибн-Фессалом я все-таки успел разделаться позже: это стоило мне всего одного сублейтенанта и двадцати матросов. И в кармане Муджехема мы нашли, думаешь, что именно? Дружественное письмо полковника Маршана, сообщающее о передаче двух пулеметов Льюиса и сотни винтовок этой банде.
Гаввард сказал с некоторым интересом:
– Ты поставил в известность наше командование?
– Конечно! Мне ответили, что это надо замять, потому что…
Томсон рассмеялся.
– Потому что? – переспросил Гаввард.
– Потому что весьма возможно, что у полковника Маршана имеются контр-документы… Черт побери, Сити торгует даже во время войны пулеметами и пулями дум-дум!
Полковник Гаввард сказал задумчиво:
– Вот с этим самым Маршаном и придется иметь дело. И я сильно подозреваю, что этот бедняга Вельс отправился к праотцам именно при содействии полковника Маршана.
– Очень возможно…
– Я делаю все, чтобы выяснить это. Во всяком случае, картина ясна, речи в Версале, торжественные речи о братском единении двух великих народов…
– Блеф, – сказал с коротким смешком Томсон.
– Именно… И здесь, в Одессе, я хочу сказать, в России, мы воюем не только с восставшим народом, но главным образом с французами.
Артур Томсон обернулся к Гавварду.
– Но… в таком случае у Маршана в руках находятся все документы из портфеля этого несчастного Вельса?
Гаввард кивнул:
– В этом вся штука… Мы должны вбить ему гол, иначе он наделает неприятностей. Парижская пресса, ты понимаешь?..
Томсон сказал, нахмурясь:
– Я понимаю. Неприятное дело…
– Очень… Я принимаю все меры…
– Агентура?
– Да.
Поднявшись со стула и потягиваясь, командир Томсон сказал:
– Гаввард, я поеду на борт. Вечером буду у тебя.
Гаввард кивнул:
– Обязательно. Мы будем на маскараде. Ты увидишь любопытное общество, черт побери. Здесь танцуют до утра, не зная, будут ли живы к вечеру. Потому что деникинская разведка свирепствует.
– Это не наше дело.
– Нет, это наше дело…
Они оба улыбнулись: это был настоящий юмор в стиле Диккенса, только менее человечный. Юмор меняется с временами, и юмор полковника Гавварда был изрядно спрыснут кровью, пролитой в Пенджабе, Аргонах[5] и здесь, в Одессе, через посредство контрразведки…
Полковник Гаввард занялся делами. Стильби доложил вновь об арестованных, и Гаввард поморщился: ему смертельно надоело видеть людей, приговоренных заранее к смерти.