Это было в Ленинграде - стр. 5
Наконец девушка кончила говорить.
Я подошел и спросил, давно ли она из Ленинграда… Но девушка ответила, что никогда там и не была, а все это только слышала и читала. Она агитатор полка и всю жизнь провела в Забайкалье.
Я почувствовал, как холодно в подвале. Пахло сыростью.
– Вот кончится война, – сказала девушка, – тогда обязательно в Ленинград поеду. А вы ленинградец? У нас в дивизии тоже есть ленинградец. Врач. Он где-то в соседнем подвале. Хотите, пойдем к нему?
Но ни в одном из соседних подвалов врача не оказалось.
Я стоял на ветру. Артиллерия замолкла. Стало совсем темно. Я не знал, для чего, собственно, ищу этого врача. Не знал, о чем буду говорить с ним. Ведь было бы бессмысленно спрашивать одного из трех миллионов ленинградцев, не знает ли он такую-то…
И все-таки мне очень хотелось увидеть врача. Это шло уже не от разума. Мне просто хотелось увидеть перед собой ленинградца.
У входа в подвал с мешком за плечами стоял Венцель.
– Где ты шатаешься? Надо ехать, пока перестали долбать. Кого ты там искал? – спросил Венцель.
– Врача-ленинградца, – ответил я.
– О ней узнать хотел?
– Нет. Откуда ему знать. Просто хотел поговорить с ленинградцем.
– Земляка ищешь? Все в армии земляков ищут. Это уже так положено. Политруки даже работу специальную проводят.
– Почему это? – спросил я.
– Что «почему»?
– Почему всем так хочется встретить человека из одной деревни, из одного города?
– Что ж тут непонятного? Хочется старое вспомнить. Как жили раньше.
– А тебе не кажется, что именно на войне особенно любишь человека?
– Ну, это уже философия, – сказал Венцель. – Где же наша машина?
В темноте мы отыскали машину. Шофер Шелехов спал. Мы разбудили его, и он с трудом завел мотор.
На переправе было пустынно. Мы съехали с пригорка и через несколько минут были на той стороне реки. Опять начала бить артиллерия. В перерывах между залпами слышались пулеметные очереди.
Теперь мы ехали по лесной опушке. Шелехов включил фару, и стало видно, как дорога уходит в темную громаду леса.
– Заяц! – крикнул вдруг Шелехов.
Посреди дороги, ослепленный светом нашей фары, сидел, прижав уши, заяц. Мы быстро приближались, и заяц вырастал в размерах. Потом он вдруг очнулся, сделал резкий скачок и исчез в лесу.
– Вот косой черт! – восхищенно сказал Шелехов. Он помолчал немного и добавил: – А я письмо получил из дому. Жена спрашивает, когда война кончится. «Ты, – говорит, – там лучше знаешь». А чего я ей отвечу?
– Надо ответить, – посоветовал я.
Я подумал о том, что, когда идешь в дальнюю дорогу, никогда не надо высчитывать, сколько прошел и сколько осталось: так измучаешься. Надо идти и думать о другом.