Это бред! Можно ли осмыслить безумие? - стр. 17

Эти наблюдения приводят Бенедикт к выводу о том, что психическая норма полностью определяется принятыми в данной культуре традициями. Поэтому разница между человеком, разговаривающим с духами, и человеком, который не делает этого, оценивается в зависимости от того, какому обществу он принадлежит. В одном случае это поведение одобряется культурой, в другом – нет: в Западном обществе человек, который разговаривает с духами, будет назван сумасшедшим, у индейцев – шаманом. Сказать, что из этого действительно нормально, не учитывая культурную специфику, мы не можем.

Бенедикт считает, что тезис о культурной относительности нормы и патологии распространяется не только на поведение отдельных людей, но и на правила сообществ в целом: нормы одного общества могут показаться представителям другой цивилизации совершенно противоестественными. Она ссылается на исследование одного из племен северо-западной Меланезии[70]. Фортун описывает сообщество, которое мы, возможно, могли бы охарактеризовать как общество параноиков. Жители этого племени воспринимали все действия своих соседей и соплеменников как проявления черной магии. Например, если кому-то удавалось собрать богатый урожай, соплеменники воспринимали это как случай неприкрытого «воровства»: им было очевидно, что с помощью магических средств этот человек украл урожай у менее удачливых соседей. По этой причине сбор урожая проводился в строжайшей секретности – ни один из жителей не хотел прослыть колдуном. Более того, абсолютно нормальным, рутинным состоянием меланезийцев было ожидание отравления со стороны любого из соседей. Поэтому при приготовлении пищи они не могли позволить себе оставить блюдо без присмотра даже на миг.

Интересно, что в этом сообществе были свои критерии психического расстройства, и у них был свой местный сумасшедший. Ненормальным жители считали мужчину «жизнерадостного и доброго нрава, который любил работать и помогать другим»[71]. Соплеменники не заговаривали с ним без усмешки, и он имел репутацию дурачка, тогда как этнографу, воспитанному в христианской культуре, он показался «славным парнем».

Приведенная картина выглядит гротескно. Правила поведения, принятые в этом сообществе, с точки зрения любого европейца, могут выступать основанием для вынесения коллективного диагноза и предположений о распространении массового психоза. Тем не менее жители этого общества имели вполне стабильный общественный уклад и социальные отношения, основанные на таких «параноидальных» правилах.

Описания сообществ, где представления о нормальном и ненормальном столь не похожи на аналогичные представления западной культуры, приводят Бенедикт к идее о том, что норма в принципе культурно обусловлена. «Нормальность определяется культурой; этот термин обозначает социально разработанный сегмент человеческого поведения в отдельной культуре, а аномальность – термин для сферы поведения, которая не используется в данной культуре»