Эти лживые клятвы - стр. 15
Я знаю Джас лучше, чем кто-либо другой. Она не надеется, что наша мать умерла. Нет, она скорее простит ее за то, что она бросила нас, когда мы росли, чем смирится с тем, что никогда больше ее не увидит.
Лично я ни на что не надеюсь. Никогда. Надежда вызывает привыкание, на нее начинаешь полагаться. В таком жестоком мире, как этот, я не хочу, чтобы кто-то понял, что мне нужна поддержка.
– Было бы неплохо узнать наверняка, – признаюсь я. – Но я все еще не уверена, что посещение фейри в наших интересах. Мы – люди. Даже мама, несмотря на все ее романтические представления о фейри, предупреждала, что их королевство полно опасностей.
Джас прикусывает губу, глаза бегают из стороны в сторону.
– Но, может быть…
– Сейчас я решить не могу.
Мне очень нужно поспать, и при этой мысли измождение накрывает меня, как тяжелое одеяло. Я зеваю, вытягиваю руки над головой, ложусь на бок и сворачиваюсь калачиком.
– Задуйте свечи. Или не задувайте. Мне все равно. Я сплю.
– Абриелла! Джасалин! – зовет Кассия с верхнего этажа. – У меня в комнате жук!
– Я его уберу, – говорит Джас, сжимая мою руку. – А ты спи.
– Спасибо, сестренка, – бормочу я, не открывая глаз. Я едва слышу, как она выходит из комнаты, как поднимается по ступенькам, а затем – как мягко задувают свечи.
– Спокойной ночи, Бри, – тихо говорит Себастьян.
– Спокойной ночи, – произношу я в полусне.
А потом чья-то рука касается моего лба, гладит меня по волосам, и я слышу шепот:
– Не ходи на бал.
Я улыбаюсь. Он переживает. Это так мило.
– Не волнуйся. Я не хочу иметь с этим местом ничего общего.
А потом он целует меня. Касается губами лба – и тут же исчезает.
Я открываю глаза и вижу, как силуэт Себастьяна удаляется в сторону двери в подвал.
А сон у меня как рукой сняло.
Каждый раз при звоне раконов у меня на душе скребут кошки. Ежемесячно в течение девяти лет мы с Джас отсчитывали деньги, чтобы отдать их мадам Вивиас. Иногда нам хватало. Иногда было больше, чем нужно, и тогда у нас была фора для платежа в следующем месяце. Но обычно – слишком часто – денег не хватало. И каждый раз, когда мы не могли достать нужную сумму, все последующие платежи увеличивались, а санкции становились все больше. В конце концов оказалось так, что, если бы я не воровала, мы не могли бы выплачивать долг.
– Сколько? – дрожащим голосом спрашивает Джас.
– Не хватает еще тысячи семисот.
Она вздрагивает. Понимает, что это значит, и мне так это не нравится. Я хочу спасти ее от этого. Может быть, мне нужно, чтобы она всегда верила в лучшее, потому что у меня этой веры нет. И мне больно видеть, как мир выбивает из нее эту веру.