Размер шрифта
-
+

Этажи. №3. Июль 2016 - стр. 2

В дыму и скрежете весны.

«Ну, что, душа? Что сидишь, тиха?»

Ну, что, душа? Что сидишь, тиха?
Держишь горшок с землёй, а в нём – корешок греха —
Чёрненький, с золотым, Божьим, переплетён.
Страшно тебе, душа? Ну-ка, вставай, пойдём
Медленно вдоль реки, словно катя клубок
Перед собой – смотри, как Его мир глубок:
Жабры твои, душа, розовы, и глаза круглы,
Гнутся вокруг стеклянные впадины и углы,
Вьются скользкие ленты, колются рачьи усы,
И плоские караси колеблются, как весы.
Ну-ка, пошли, душа, дальше, стряхни песок,
Берег, лесок – смотри, как Его мир высок:
Ветер из полотна, облако из стекла,
Быстро летают капель блестящие зеркала.
Перья твои, душа, в крапинку, и круглы глаза,
Выше рванулась, милая, да нельзя —
Поясок натянулся, обвивая тебя, как дым —
Тот самый, чёрненький, перепутанный с золотым.
Вот и сиди, как Золушка, хмельные Божьи меды
Отделяй от дёгтя, от неумытой беды.
Страшно тебе, душа? А всё-таки не зови
На помощь – не то нагрянут птицы да муравьи,
Распутают сердце, быстрыми лапками шевеля, —
Тут-то оно и рассыплется, как земля.

Роман Сенчин

Морская соль

Поначалу это был не поселок, а дорожная станция. Устраивали такие на тракте километрах в тридцати-пятидесяти друг от друга, и старинные, с цепями на клыках ЗИСы, ГАЗы, МАЗы, КрАЗы переползали по узкой, с крутыми подъемами и спусками ленточке дороги от одной станции до другой; шофера отдыхали, отсыпались и ползли на своих громоздких, но маломощных машинах дальше… Четыреста километров от одного города до другого, которые сейчас пролетают часов за пять-шесть, тогда, полвека назад, занимали три-четыре дня, а то и больше. Зависит от того, какая погода, какой груз, есть ли горючее на заправках… Да и без поломки редко обходилось.

На станциях были заежки, чайные, дежурили грейдеры, ремонтные бригады, стояли камнедробилки, чтобы в гололед посыпать дорогу щебнем.

Возле станций селились люди, и постепенно станции превращались в поселки. Иногда крупные, жителей по триста-пятьсот.

Со временем автомобили становились совершеннее, дорогу выравнивали, покрывали асфальтом, и нужда в таком количестве станций стала пропадать. Закрывали их, и уходили люди. На новых картах возле кружочков с названиями появлялась в скобочках пометка («нежил.»). И вот теперь осталась одна «жилая» – поселок Арадан.

Расположен он почти посередине тракта: до одного города без малого двести километров тайги и перевалов, и до другого – двести с лишним километров перевалов, тайги и холмистой степи.

Вытянулся Арадан вдоль трассы в высокогорном ущелье: долгих восходов и закатов здесь не бывает – утром солнце быстро выкатывается из-за одной вершины, а вечером так же быстро закатывается за другую. Склоны гор покрыты хилыми, кривыми лиственницами. Сейчас, в середине сентября, они еще зеленоватые, веселые, но скоро станут рыжими, а потом, когда выпадет снег, будут пепельно-серыми, словно опаленными. Тоскливо тогда на них смотреть. Будет казаться, что весь мир такой – умерший. А оживет ли весной – неизвестно…

Страница 2