Эстетика бродяг - стр. 6
Её глаза загорелись блеском опиумного безумца. При всем своем практицизме и желание потреблять исключительно материальное, она обожала мистику. И особенно верила снам. Когда мы жили вместе, в спальне обитала куча разных сонников с молодыми ведьмочками на обложках.
− Тебя подвесили вниз головой за одну ногу, руки связали за спиной, − рассказывала Марина так, словно открыла нечто большее отпущенного временем, − но лицо у тебя было такое безмятежное, словно ты ничего не замечаешь. Сверху было…
Что же было сверху, я не узнал, хотя и угадал одну из карт Таро. Из небытия вдруг соткалась Маринина подруга и прямо у нашего столика. Ей было очень любопытно то, что мы вместе. Можно было даже наблюдать, как в её голове рождается неплохая интрижка.
В моей же голове зазвонил колокольчик, я решил, что это просто звонит в левом ухе, но потом понял, что это сигнал вызова.
− Алле, − мысленно произнес я. − Кто здесь?
− Это я, малыш, твое прошлое. Куда ты подевался? Я ищу тебя по всему городу.
− Я уже подплываю к Картахене, лучше не ищи меня.
− Нет, ты где-то рядом, я тебя чувствую. Ты еще трезв, малыш?
− Не твое дело.
− Значит, трезв, иначе я бы до тебя добралось. Тогда до вечера.
− Батарейкин, ты что ли? − обалдев от разговора, спросил я.
− Сам ты Батарейкин, это я, твое прошлое. До вечера, малыш. До первой рюмки.
− Не дождешься!
Но разговор уже прекратился.
Пока подруги по-кошачьи осматривали и обнюхивали друг друга, я успел смыться.
Необычное является предзнаменованием часто лишь в глазах смотрящего. Для остальных предмет представляет совсем иное. Одно время я был уверен, что Лагшмиваре − это великий индийский учитель, а оказалось − это лагерь Шмидта в Арктике. В общем, можете считать меня психом, но мне звонило прошлое, и я с ним разговаривал.
Довольно долго я наблюдал за жизнью, как за кораблем, пущенным внутрь бутылки. Тогда я забрасывал наживку, чтобы выловить чью-нибудь живую душу, а теперь сам мудохался на собственном крючке с пеной у рта. К чему это я? Ах, да, да, прошло то время, когда я с радостью осознавал, что опять пропитан вином и табаком, словно старая веселая шамовка. Теперь я хотел молока.
Надо отметить ради справедливости, что я всегда любил чистую воду, квас, зеленый чай, соки и морсы. А пить чью-то кровь меня заставляли обстоятельства.
Отличная выдалась погода, подумал я, глядя между крыш на бегущие по небу барашковые облака, как сверху на меня посыпался мелкий строительный мусор. Схватившись за глаза, я сделал несколько судорожных шагов в сторону и чуть не свалился в открытый колодец.