Эссе, статьи, рецензии - стр. 9
В нашей компании были приняты довольно брутальные шутки и розыгрыши. Лет двадцати, что ли, от роду, когда я, как всякий начинающий литератор, был сама ранимость и вместе с тем, как любой новичок, подспудно уповал на чудо внезапной незамедлительной славы, я извлек однажды утром из семейного почтового ящика казенный пакет. На конверте, адресованном мне, было черным по белому крупно написано: “стихи”. В силу перечисленных выше психологических причин меня, видимо, не насторожило, что в переписку со мной вступило геологическое издательство “Недра” и что хотя бы по одному этому можно вскрывать конверт без честолюбивого трепета. Но в таком нежном возрасте, повторюсь, ждешь от мира приятных сюрпризов. Я развернул богато заляпанный печатями и штемпелями бланк – и у меня потемнело в глазах: мало того, что отзыв был издевательски-уничижительным, завершался он заборной бранью, которая и привела меня в чувство. Я мигом вспомнил, что мой закадычный дружок Сопровский служит курьером помянутого издательства, и “рецензия” наверняка его рук дело. Сейчас, по прошествии тридцати с лишним лет, я чуть не прослезился от умиления над этим загробным гэгом.
Сопровскому очень нравились Деяния апостолов. Он говорил, что вся книга “продута ветром Средиземноморья”. Да простится мне бредовая аналогия, но от одних только адресов на конвертах – Диксон, Приморье, Кавказ, Сибирь, Чукотка, Памир, Прибалтика – сердцебиение мое учащается, и слабо верится, что когда-то я был участником этих шальных странствий! В письмах Сопровский на удивление прилежно, интересно и благодарно описал края, куда его забрасывали житейские обстоятельства и непоседливый нрав.
Несколько слов об этической стороне этого начинания.
Татьяна Полетаева по-товарищески предложила Сашиным приятелям и знакомым сделать купюры по своему усмотрению. То неприятное, что мое самолюбивое прочтение выискало в письмах Сопровского и о чем я, семьянин средних лет, с легкостью бы и умолчал, когда-то было им сказано мне напрямую. Поэтому я оставил все как есть. Почти уверен, что каждый из числа людей, помянутых в Сашиных письмах, подтвердит: Сопровский не позволяет себе заведомо заглазных суждений – завидное качество. По выходе книги читатели сумеют убедиться, что в редких случаях решительного ухудшения отношений с кем-либо из своих знакомых Сопровский всегда руководствовался рыцарским правилом “иду на вы” – и объявлял письмо “открытым”.
Теперь о моих комментариях. Я никак не мог предположить, что пояснения – да еще в таких количествах – понадобятся для частных бумаг “всего-то” 25–30-летней давности. Но я мысленно усадил за это чтение своих взрослых детей – далеко не глупых и не безграмотных молодых людей – и делал свои пояснения, сверяясь с их уровнем знания реалий и атмосферы поздней советской эпохи, с заменой обязательного в наше время круга интеллигентского чтения на какой-то другой, мне неведомый, – вообще, с массой метаморфоз, которые могли нам, тогдашним, только присниться. Моим сверстникам и людям старшего поколения, разумеется, большинство из постраничных сносок покажутся элементарными и рассчитанными разве что на марсиан. Но после того как в многолетней давности беседе мои же дети называли пионерский галстук “косынкой”, я сам себе стал казаться доисторическим существом – и это ощущение с годами только крепнет. Не говоря уже о том, что и без всяких исторических катаклизмов уйма имен собственных, частных происшествий, недомолвок и т. д. нуждается в свидетельствах очевидца или толкованиях знатока. И потом: близкие люди на то и близкие, чтобы понимать друг друга с полуслова – а читатель не может и не обязан беспомощно вникать в “птичий язык” чужого свойского общения. Словом, это – комментарии “с глазу на глаз”: для сообразительного и заинтересованного, но недостаточно осведомленного собеседника. На “разговорный жанр” спишу и недопустимую при академическом подходе приблизительность обстоятельств времени и места – датировки от фонаря или даже полное их отсутствие.