Если завтра в поход… - стр. 41

Садчиков вступил в большевистскую партию в 1920 г. С 1920 по 1926 г. – на комсомольской работе. В 1929 г. окончил комвуз им. Сталина в Ленинграде, а в 1929–1931 гг. работал в Астрахани. В 1931–1933 гг. учился в аспирантуре при Ленинградской Коммунистической академии, преподавал диалектический материализм в Ленинградском институте инженеров железнодорожного транспорта. С 1933 по 1937 г. заведовал отделом пропаганды и агитации Октябрьского РК ВКП(б) г. Ленинграда.[198]

В 1938–1939 гг. штат Главлита увеличился с 5800 до 6027 чел., из которых 4279 чел. являлись цензорами.[199] Однако в результате репрессий его кадровый состав пострадал весьма существенно. Репрессии не миновали и кадры местных органов цензуры, в частности, районных уполномоченных обллита. Не случайно культурная и политическая подготовка данной категории цензорского состава находилась на низком уровне. К тому же ее представители не обладали практическим опытом в данной сфере деятельности. Так, по сведениям Л.З. Мехлиса, цензором газеты «Индустрия» назначили некоего Федорова, который работал заведующим складом, гаражом, не имел никакого образования и оказался малограмотным человеком «во всех отношениях».[200] Низкий образовательный уровень и некомпетентность цензурных работников приводили порой к курьезным случаям. Например, секретарь Ленинградского обкома партии 10 октября 1939 г. сообщал в докладной записке на имя А.А. Жданова, что один из районных уполномоченных Обллита предложил снять предназначенную для публикации в газете заметку о работе завода только потому, что в ней упоминались револьверные станки. По мнению цензора, на револьверных станках изготовлялись револьверы, и печатать подобный материал означало нарушить военную тайну.[201]

Те «методы» достижения номенклатурных постов, которые использовали Л.З. Мехлис, А.Е. Никитин, некоторые другие функционеры, а именно: написание доносов с обвинениями в «политической неблагонадежности» как основного средства для «устранения» (иногда – в буквальном смысле) своих оппонентов, оказывались в атмосфере репрессий весьма эффективными. То и дело возникали межличностные конфликты, которые, по определению Л. Максименкова, «достигали уровня внутриведомственной истерики». Например, ответственный руководитель ТАСС Я.Г. Долецкий 10 февраля 1937 г. в письме на имя Сталина обвинял своего заместителя Я.С. Хавинсона в том, что тот «психически больной» «либо ненормальный».[202] В свою очередь, Хавинсон в июне 1937 г. уверял вождя: большинство заграничных корреспондентских кадров и работников центрального аппарата ТАСС не внушают политического доверия. В конечном счете ему удалось добиться ареста Я.Г. Долецкого и впоследствии занять его руководящее место.