Если сгорим - стр. 26

Я пытаюсь пройти, но он хватает меня за запястье, останавливая. Гесс не смотрит на меня. Он стоит в пол-оборота, словно не хочет, чтобы я видела его сейчас.

– Так и делай, Роксана. Не будь жалкой, а продолжай бороться. Не смей голодать или истерить. Собери себя в руки и делай то, что должна. У твоего сына нет никого кроме тебя.

Исай отпускает меня и срывается в сторону дома. Несколько минут, пораженная его фразой, словно разрядом молнии, я стою неподвижно, глядя ему в след. А когда я опускаю глаза себе под ноги, вижу лежащую на асфальте рядом со мной резинку.

Черного цвета резинка для волос с небольшим украшением в виде лилии. Именно ее я купила на придорожном рынке, когда мы ехали домой с зоопарка. Помню, в тот день мне сильно мешали волосы из-за ветра, и, увидев ее на прилавке, я так обрадовалась и тут же ее взяла. Она стоила сущие копейки, но безумно понравилась мне.

Исай постоянно снимал ее с моих волос. При любом удобном случае, стягивал ее, говоря о том, что любит, когда мои волосы распущены. И сейчас, глядя на эту вещь из нашего прошлого, которое вдруг стало таким призрачным и далеким, я почувствовала, как по телу пробежала дрожь. И словно все те чувства, что были погребены под его предательством и грубостью, выплыли на поверхность. Слезы снова подступили к глазам, я стиснула в руках резинку, и уверенным шагом направилась в сторону дома.

Можно до конца своих дней утопать в обиде на него. Можно продолжать ненавидеть всех и упиваться своей слабостью. Я пыталась так делать, но Гесс помог мне понять, что этот путь – худшее, что я могу выбрать.

Пускай Исай отступился от меня, но я больше не хочу думать о его поступках. Собрав волосы в высокий хвост, и перевязав их резинкой, я решительно настроилась бороться. Первое, что я сделала после нашего разговора у ворот – вернулась в кухню и, давясь слезами, съела все до последней крошки.

В течение последующих двух дней я несколько раз сталкивалась с Давидом, и старалась не реагировать ни на один из его выпадов. Вокруг него постоянно вилась Смирнова, удивительно, но на этот раз она вовсе не предпринимала попыток обидеть меня или как-то задеть.

Вчера за ужином, на который меня пригласил Астахов, Женя словно старалась избегать со мной даже зрительного контакта. И когда я попросила Давида, чтобы разрешил мне пересесть подальше от Гесса и ближе к самому Астахову, Смирнова словно и не расстроилась вовсе. Продолжала хохотать от шуток одного из охранников, делая вид, словно все в полном порядке.

Астахов тоже немного успокоился после той вспышки гнева. То ли ему польстило мое желание сидеть рядом с ним, то ли он делал вид, словно верит в честность моих слов. Но теперь он никак не задевал меня, и, более того, время от времени, словно невзначай касался руками моих бедер. Не хочу вспоминать о том, каких усилий мне стоило не вздрагивать каждый раз, когда его пальцы скользили по оголенным ногам, как мне приходилось стараться, чтобы улыбка на моих губах смотрелась естественной, а не желанием удавиться.